Книги Бахмана

Кинг Стивен

— Да, — коротко ответил Гаррати. — Я устал.

— Выдохся?

— Пожалуй, выдыхаюсь.

— Нет, Гаррати, ты пока еще не выдыхаешься. Вот кто измучен. — Он указал большим пальцем вбок, на силуэт Олсона. — Он уже почти на пределе.

Гаррати завороженно посмотрел на Олсона, словно ожидая, что тот упадет при словах Стеббинса.

— К чему ты клонишь?

— Спроси своего легковоспламеняющегося друга Арта Бейкера. Мул пахать не любит. Зато он любит морковку. Вывод: вешай морковку перед его глазами. Без морковки он выдохнется. А если перед ним морковка,

он еще долго будет трудиться, несмотря на усталость. Понимаешь?

— Нет.

Стеббинс снова улыбнулся.

— Поймешь. Понаблюдай за Олсоном. Он потерял аппетит, ему уже не хочется морковки. Он сам еще толком об этом не знает, но это так. Понаблюдай за Олсоном, Гаррати. Ты можешь поучиться у Олсона.

Гаррати внимательно посмотрел на Стеббинса, не зная, насколько всерьез следует принимать его слова. Стеббинс громко рассмеялся. Рассмеялся весело, от души; другие участники Прогулки удивленно повернули головы.

— Подойди к нему. Поговори с ним, Гаррати. А если он тебе не ответит, просто побудь с ним рядом и рассмотри его как следует. Никогда не поздно учиться.

Гаррати сглотнул слюну:

— Ты хочешь сказать, что я получу очень важный урок?

Смех Стеббинса смолк. Он крепко сжал запястье Гаррати.

— Возможно, это самый важный урок в твоей жизни. Тайна той жизни, что над смертью. Сократи это уравнение, Гаррати, и ты сможешь позволить себе умереть. Умереть легко и счастливо, как пьяница над стаканом вина.

Стеббинс отпустил его руку. Гаррати медленно помассировал запястье. Похоже, Стеббинс опять игнорирует его. Он отошел от Стеббинса и направился к Олсону.

Гаррати казалось, что его как будто тянет к Олсону невидимая нить. Он приблизился к Олсону сбоку. Ему захотелось вчитаться в его лицо.

Когда-то, очень давно, он долго не мог заснуть ночью, настолько его напугал фильм с… Кем? Кажется, с Робертом Митчамом в главной роли. Митчам играл священнослужителя церкви Возрождения, который одновременно был маньяком-убийцей. Сейчас фигура Олсона отчасти напоминала Гаррати того актера. Потеряв в весе, Олсон как будто сделался длиннее. Кожа его шелушилась от обезвоживания. Глаза ввалились. Волосы трепались на голове, как ковыль на ветру.

Ну да, все верно, он полностью превратился в робота, в автомат. Может ли быть, чтобы внутри у него скрывался еще какой-то Олсон? Нет. Его уже нет. Нет никаких сомнений, что тот Олсон, который сидел на траве, шутил и рассказывал про парня, застывшего на старте и там же получившего билет, тот Олсон исчез. Осталась мертвая плоть.

— Олсон, — прошептал он.

Олсон шел вперед. Хромающий дом с привидениями на двух ногах. Олсон был грязен. От Олсона плохо пахло.

— Олсон, ты можешь говорить?

Олсон тащился вперед. Лицо его превратилось в черноту, и он двигался, да, он двигался. Что-то в нем еще происходило, что-то еще тикало в нем, но…

Что-то, верно, что-то осталось, но что?

Они вступили на очередной подъем. Гаррати все сильнее не хватало воздуха, и вскоре он задышал часто, как собака. От его мокрой одежды валил пар. Внизу, во тьме, серебряной змейкой извивалась река. Скорее

всего Стиллуотер. Стиллуотер протекает вблизи Олдтауна. До них донеслось несколько, совсем немного, не слишком воодушевленных криков. А впереди, за крутым поворотом реки (может, это и Пенобскот), горели огни. Олдтаун. А островок света поменьше — это Милфорд и Брэдли. Олдтаун. Они добрались до Олдтауна.

— Олсон, — заговорил он. — Это Олдтаун. Вон те огни впереди — это Олдтаун. Мы подходим, брат.

Олсон не отвечал. Теперь Гаррати вспомнил, что мешало Олсону говорить, но это вроде бы уже не имело особого значения. Олсон представился ему «Летучим голландцем», который продолжал свои странствия и после того, как исчезла вся его команда.

Они быстрым шагом преодолели долгий спуск, прошли поворот, формой напоминавший букву «S», и миновали мост, сооруженный, как гласил указатель, над рекой Медоу-брук. За мостом их ожидала еще одна табличка: КРУТОЙ ПОДЪЕМ. АВТОМОБИЛЯМ ДВИГАТЬСЯ НА МАЛЫХ ПЕРЕДАЧАХ. Некоторые Идущие застонали.

Подъем действительно оказался крутым. Дорога лежала перед ними, как горка для катания на санках. Холм, правда, был невысокий, они даже в темноте видели вершину. Но подъем в самом деле крутой. Очень крутой.

Они пошли вверх.

Гаррати нагнулся вперед и почти сразу почувствовал, что дыхание начало восстанавливаться. На вершине опять буду задыхаться, как собака, подумал он… и добавил про себя: «Если я дойду до вершины». Обе ноги протестовали все громче. Протестующий вопль начинался у бедер и спускался к стопам. Ноги взывали к нему, они наотрез отказывались и дальше заниматься этой хреновой работой.

Будете, мысленно сказал им Гаррати. Будете, иначе умрете.

Нам все равно, ответили ему ноги. Нам безразлично, пусть мы умрем, умрем, умрем.

Мышцы размягчались, таяли, как мороженое на жарком солнце. Они беспомощно дрожали. Они дергались, как марионетки в руках неумелого кукловода.

Предупреждения гремели справа и слева, и Гаррати подумал, что очень скоро тоже получит предупреждение. Он сосредоточил взгляд на Олсоне, отчаянно стараясь шагать с ним в ногу. Они вместе взойдут на этот смертоносный холм, и он заставит Олсона открыть ему тайну. А потом будет легко, ему не будет дела ни до Стеббинса, ни до Макврайса, ни до Джен, ни до отца, да, и даже до Фрики Д’Аллессио, чья голова раскололась, как головка пластмассовой куклы, на Федеральном шоссе 1.

Что там, в сотне футов впереди? В пятидесяти? Что?

Он задыхался.

Прогремели выстрелы. Последовал громкий пронзительный крик, заглушенный новой серией выстрелов. Они получили еще одного на этом холме. Гаррати ничего не видел в темноте. Кровь мучительно пульсировала в висках. Он обнаружил, что ему совершенно наплевать, кому достался билет. Не важно. Только боль имеет значение, боль, разрывающая его ноги и легкие.

Поворот. Дорога стала ровной. Еще более крутой поворот в начале спуска. Дорога теперь шла слегка под гору, следовательно, можно восстановить дыхание. Но ощущение таяния в мышцах не уходило. Скоро откажут ноги, спокойно подумал Гаррати. Они не донесут меня до Фрипорта. Вряд ли они донесут меня хотя бы до Олдтауна. По-моему, я умираю.