Книжный на левом берегу Сены
Шрифт:
— Так, Лючия, говори ты первая, — велела Сильвия, сложив руки на бедрах и показывая всем видом, что готова внимательно слушать.
— У папы ужасно болят глаза, мисс Бич. Мама всю ночь не отходила от него, — выпалила девочка, после каждой фразы хватая ртом воздух.
— Папа говорит, что если кто и сумеет ему помочь, так это только мисс Бич, — прибавил Джорджо.
— Удивительно, почему не мистер Паунд.
— Ой, у них с мистером Паундом вышел скандал, — со всей серьезностью промолвила Лючия.
Сильвия подозревала, что их размолвка продлится недолго. По ее наблюдениям,
— Мама тоже считает, что мистер Паунд не заботится о папиных интересах, — снова добавил Джорджо.
Кто бы сомневался.
— Я придумала, как мы поступим. — Сильвия щелкнула пальцами. — Бегите домой и скажите родителям, что я скоро буду.
Дети с явным облегчением выдохнули, и она отослала их назад, вручив каждому по печенью «мадлен», хотя и заподозрила, что Джорджо предпочел бы сигаретку.
Теперь следовало решить, как на несколько часов оставить лавку. Она действительно одно время подумывала взять помощницу, как и говорила сестре, а случаи вроде сегодняшнего возвращали этот вопрос в разряд первостепенных. На днях заходила симпатичная молодая гречанка по имени Мюсрин Мосхос, которая сообщила, что ищет работу и будет рада трудиться среди книг и писателей, и показалась Сильвии весьма прилежной. Но она не могла позволить себе такую роскошь и потому тянула с поисками. Но и не взять помощницу тоже не могла. В особенности в свете грядущего переезда. Да и Джойс, она была уверена, воспримет национальность Мюсрин как добрый знак, ниспосланный свыше как раз в момент, когда Сильвия подыскивает для обложки «Улисса» синюю типографскую краску точно такого оттенка, как на греческом флаге.
Самой ей показалось, что все складывается как нельзя удачнее, когда она позвонила Мюсрин с просьбой приглядеть за лавкой на несколько часов, что она будет отсутствовать, и девушка уже через десять минут появилась на пороге.
— Большое тебе спасибо, что выручаешь, — сказала ей Сильвия, вкратце объяснив, как работает библиотечная секция и как пробивать чеки за покупки. — А если кому-нибудь понадобится что-то еще, записывай имена, адреса и телефоны, у кого они есть, и говори, что я сама с ними вскоре свяжусь. Или извиняйся и проси зайти завтра.
— Это вам спасибо за шанс, — ответила девчушка, тряхнув каштановыми волосами, и в ее голосе звучало столько пылкости и уверенности, что Сильвия покидала лавку с жаром благодарности в груди, но, впрочем, и с холодком тревоги в желудке. До сих пор она ни разу не оставляла «Шекспира и компанию» на кого-нибудь, кроме Адриенны, и ей подумалось, что так должна чувствовать себя мать, впервые вверяющая младенца попечению новой няньки.
На ее счастье, окулист доктор Луи Борш был на месте и очень быстро согласился принять ее. Она побывала у него несколько месяцев назад, когда у нее воспалился носо-слёзный проток и ей пришлось искать ближайшую к ним клинику для студентов и других пациентов с таким же тощим
Тем более любопытным и лестным для Сильвии стало то, что доктор Борш тоже узнал ее.
— Еще бы мне не запомнить предприимчивую американку с книжной лавкой, — отозвался он, когда Сильвия вновь представилась. — Жаль, все никак не выдается случай посетить ваше заведение.
— Я к вашим услугам в любое время, когда вам будет угодно заглянуть к нам, — поспешила заверить его Сильвия. — Но сегодня у вас есть возможность помочь одному моему прославленному клиенту. Это Джеймс Джойс, он ирландский писатель и уже пользуется широким признанием.
— Да, я знаю его «Дублинцев», — кивнул доктор.
— Очень рада слышать. Что ж… видите ли, ему причиняют ужасные страдания боли в глазах, он даже писать не может. А сейчас все стало настолько худо, что его дети прибежали ко мне в лавку и позвали на помощь.
— Он наблюдается у кого-нибудь?
— В Европе он лечился у нескольких докторов, и, кажется, один из них сейчас в Париже, но полагаю, есть причина, почему послали не за ним, а за мной.
— К сожалению, я не посещаю на дому пациентов, которые у меня не лечатся. Но если вы приведете его сюда, я тотчас же его осмотрю.
И Сильвия поспешила на улицу Кардинала Лемуана. Взобравшись по узкой деревянной лестнице, она застала полумрак в квартирке Ларбо, обычно такой светлой и полной воздуха; несмотря на распахнутые окна, в ней висел тяжелый дух кислятины и телесных испарений, перебиваемых запахами антисептиков.
Сильвия застала миссис Джойс с покрасневшими щеками у постели мужа, меняющей ему влажный компресс на глазах. Заметив ее в дверях, миссис Джойс ни жестом не отреагировала, но произнесла дрожащим голосом, и ее ирландский акцент усиливал драматичность сцены:
— Благодарение небу, вы пришли, мисс Бич. Он то засыпает, то просыпается, боли мучают его всю ночь и весь день. Просто не знаю, что и делать. Приступ тяжелее обычного.
— Мисс Бич здесь, дорогая? — кротко, почти шепотом спросил Джойс.
— Здесь, дорогой. Пришла, как ты и говорил.
Сильвию тронула эта сценка домашней нежности, и все ее прежние вопросы, что может связывать двоих столь разных людей, внезапно получили исчерпывающий ответ.
Она переступила порог комнаты, чувствуя себя незваной гостьей, хотя ее именно что звали. И произнесла тихим ровным голосом:
— Я только что была у одного первоклассного окулиста, доктора Луи Борша. Он прошел подготовку в Вене у лучших хирургов, а сейчас посвящает много времени пациентам, которые иначе не смогли бы позволить себе лечиться у врача такого уровня. Как, например, я, когда пришла к нему на прием несколько месяцев назад.
Всю дорогу от лавки Сильвия репетировала свою речь, чтобы наверняка затронуть прагматическую жилку миссис Джойс, а самого Джойса убедить, что ему рекомендуют не абы кого, а лучшего специалиста.