Книжный на левом берегу Сены
Шрифт:
— Монье! — с великой теплотой воскликнул Боб. — Денек-то, как я погляжу, щедр на радости.
— Моя дорогая, — позвала Сильвия, помахав рукой, чтобы привлечь внимание Адриенны. — Знакомься, это Эрнест Хемингуэй, он только что прибыл в наш прекрасный город из Чикаго. Он нам показывал свои боевые шрамы. Эрнест, знакомьтесь, это Адриенна Монье, хозяйка почти такой же лавки, только франкоязычной, неподалеку отсюда, на улице Одеон. И к слову сказать, ее магазинчик проработал все военные годы, и он же — первая причина, почему существует «Шекспир и компания».
Хемингуэй выпрямился и протянул Адриенне руку, которую та,
— Я наслышан о вашей книжной лавке, — на превосходном французском произнес он. — Следующую остановку сегодня как раз намечаю сделать у вас в «Ля мезон».
— Счастлива слышать это, месье Хемингуэй. Ближе к вечеру милости прошу, я вся к вашим услугам, но сейчас мы закрыты на обед.
Он рассмеялся.
— Закрыты на обед. Обожаю Францию. Очень надеюсь увидеться с вами у вас в лавке. И еще: прошу вас, называйте меня Эрнест. — Он неожиданно засобирался, надел свою твидовую шляпу и сказал: — Прошу извинить, я должен узнать, не нужно ли чего Хэдли. В следующий раз приведу ее с собой, обещаю. Она лучшая читательница из всех, кого я знаю.
Когда он ушел, Сильвия сделала то, чего не делала никогда: выпроводила всех посетителей из лавки, объявив, что для разнообразия должна устроить длинный французский перерыв на обед. После чего, невинно взявшись за руки, они с Адриенной отправились извилистыми переулками в свое любимое бистро, где заказали на двоих бифштекс неприлично огромных размеров и графинчик вина.
— Знаешь, стыдно признаться, но в последнее время мне немного прискучили дела в магазине: ужасно хочется целиком посвящать себя «Улиссу». Но сегодняшний день напомнил мне, сколько удовольствия может доставлять лавка.
— Чего же тут стыдиться? И у меня бывают такие дни, когда я посмотрю на часы и готова поклясться, что прошел целый час, а оказывается, всего три минутки. Обычное дело.
— И как с этим бороться?
Адриенна пожала плечами.
— Самые волнующие моменты нужно планировать самому.
— Но ведь лучшие моменты — те, что случаются спонтанно.
— Со стороны так и может показаться, но поверь, это неправда. Эрнест, например, не просто волей случая забрел в «Шекспира». Он пришел благодаря всему тому хорошему, что ты делаешь для американских писателей в Париже. Он наслышан о тебе. И чем больше приятных впечатлений ты создаешь у своих посетителей, тем больше интересных людей притягиваешь в свою лавку.
— Я все подумываю, не открыть ли над ней маленькую чайную. Такое местечко, где писатели могли бы выпить и в тишине да покое поработать, тем более что у них под боком была бы моя библиотека на случай, если им что-то понадобится.
Адриенна улыбнулась.
— Прелестная идея, мне очень нравится. Ты должна ее осуществить.
Откуда бы у меня взялось на нее время?
— Однажды так и случится, — сказала Сильвия, испытывая одновременно и трепет волнения, и страшную усталость. И она поскорее опустила глаза в тарелку, чтобы не видеть реакции Адриенны на эту ее смешанность чувств.
Глава 11
Отец
— О Сильвия, я так виновата, не знаю, простите ли вы меня когда-нибудь, — вымолвила она дрожащим голосом.
Хотя от вида бедной женщины у самой Сильвии в страхе сжалось сердце, она отважно сказала:
— Да нет же, я должна испытывать к вам одну только благодарность.
— Вам больше не придется, когда я расскажу, что стряслось.
— Уверена, мы справимся с любой неприятностью.
И Мод, всхлипывая и икая, поведала Сильвии, что произошло:
— Я уже почти… заканчивала… перепечатывать «Цирцею»[92]. И все шло так прекрасно, но… но я оставила листы у себя на столе… мне так… я так виновата, ни в коем случае нельзя было… потому что… потому что… муж вернулся домой и… он прочитал их и сжег. Оба экземпляра.
Сказав это, Мод, не в силах больше сдерживаться, разрыдалась.
— Оба? И перепечатанный, и рукопись Джойса?
Мод сквозь слезы закивала головой.
— О господи! Что же творится с людьми, книга-то в чем виновата? — в гневе вскричала Сильвия.
— Мне так жаль, Сильвия.
— Вы тут ни при чем, не вам следует извиняться.
От этого Мод только громче зарыдала. Не переполняй Сильвию такая ярость, она бы и сама расплакалась — не от горя, а от растерянности и отчаяния. Неужели «Улисс» никогда не увидит свет? Неужели ее собственный провал станет последней каплей и навсегда утопит роман в безвестности?
«А Джойс еще даже не закончил его», — напомнила себе Сильвия. Им и так уже пришлось перенести дату выхода с осени на зиму. Он обещал закончить к середине января, чтобы роман вышел в свет ко дню его рождения — второго февраля. Для него это важная дата, ведь в 1922 году ему исполняется сорок лет. Почему-то Джойс очень загорелся этой идеей, и, судя по всему, она его подстегивала — настолько, что он в последнее время почти перестал показываться в «Шекспире и компании», посвящая все время роману. Сильвия надеялась, что глаза его не подведут и позволят довести дело до конца; он рассказывал, что почти каждый вечер после многочасовой работы он проводит в постели с охлаждающими компрессами на глазах.
Мод продолжала рыдать. Сильвии казалось, что «Улисс» обречен.
Наконец она уговорила несчастную Мод дойти до приемной Раймонд и немного успокоиться. Стоило ей закурить в безнадежном унынии, как в лавку с редким визитом явился Джойс собственной персоной.
— У меня плохие новости, — сообщила ему Сильвия, как только он прислонил свою ясеневую трость к книжной полке и опустился в зеленое кресло. И она рассказала, что приключилось с последним эпизодом романа.
— Что ж, в таком случае вам всего-то и надо, что попросить у Куинна его экземпляр.