"Княгиня Ольга". Компиляция. Книги 1-19
Шрифт:
Он взял из-под лавки топор и снова вышел.
Эльга села под оконцем, радуясь, что он больше не держит ее руку. Даже возможность перевести дух уже казалась подарком судьбы.
В избе пахло не плесенью, а дымком: да, это его настоящее обиталище. На широкую лавку, где было набросано тряпье, она старалась не смотреть. Из порванного тюфяка лезет свалявшаяся осока, настилальники из грубого небеленого льна давно не стираны…
И они думают, что ей пристала такая брачная постель?
Она провела здесь совсем чуть-чуть времени, а уже хочется утопиться. А баба Гоня – тогда еще юная девица – прожила в этой берлоге целый год! Едва ли
Сомнительно, чтобы юной Годонеге это все нравилось. Но она прожила здесь до тех пор, пока у нее не родился ребенок – тот самый, что сегодня привел сюда Эльгу. И еще какое-то время, пока родители не убедились, что младенец выживет. Только потом ей позволили вернуться к людям, пройти очистительные обряды, возвращающие из Нави в белый свет.
Но через семь лет с ребенком ей пришлось проститься.
А ему – с ней.
Почти всю жизнь мать и дитя не знали друг друга, пока сама Гоня не покинула белый свет и не пришла к своему сыну, чтобы жить с ним у вечного истока рода и племени.
Эльге уже казалось, что она сама прожила именно такую жизнь, все позади… и впереди тоже.
Судьба лесной жены-медведицы ходила по кольцу, повторяясь снова и снова. Это та опора, на которой стоит и возобновляется племя плесковских кривичей.
И в ней никогда не будет никаких перемен.
Но что-то в душе Эльги упорно противилось такой судьбе.
Ее предки по отцу жили иначе!
Они принадлежали к странному племени под названием русь: у него не было своей земли, оно зародилось и существовало в торговых посадах и на торговых путях по всем северным и восточным странам. Торги устраиваются на ничейной земле, на межах племенных владений, и в русь вливались представители самых разных языков, хотя начало ей положили северяне. Эти люди в большинстве своем свободно говорили на северном, словенском, хазарском языках, многие знали греческий и хвалисский. У них были свои обычаи – например, погребение в подземном доме, чего не делали окрест живущие племена ни в Свеаланде, ни в Ютландии, ни в Гардах. Жители виков Бьёрко в Свеаланде или Сюрнеса на среднем Днепре гораздо больше походили друг на друга, чем каждый – на кривичей или свеев, живущих за половину дневного пешего перехода от них. Русы собирали дружины для военных или торговых походов, оседали где-то, женились и, в конце концов, умирали очень далеко от того места, где родились. Женщины их в Киеве уносили в могилу наплечные застежки платья, сшитого в Хейтабе, а мужчин в Бьёрко хоронили с конем и поясом степного всадника. Они видели много племен, вобрали много разных обычаев и верований, но главное, они знали, как велик мир. И своими трудами неустанно делали его еще больше.
Голос предков-русов звучал в душе Эльги, звал двигаться вперед, раздвигать границы своего прежнего мира.
Никогда ею не слышанный голос Одда Хельги манил куда-то, указывал путь.
В Киев!
Если она сумеет выбраться отсюда, Мистина увезет ее в Киев – туда, где тепло, куда зима приходит на месяц позже, а уходит раньше. И там гораздо ближе до тех чудесных стран, откуда привозят разноцветные шелка, откуда пришло то дивное ожерелье из голубовато-зеленого камня под названием измарагд…
Разве место этой драгоценности в медвежьем логове?
А ей, Эльге?
Она порывисто встала, подбежала к порогу, распахнула дверь.
Князь-Медведь бродил неподалеку, среди первых стволов
Эльга снова закрыла дверь и вернулась к оконцу.
Самой ей отсюда не выбраться. Да и как бы она миновала сторожу Буры-бабы?
Оставалось ждать.
Она огляделась, приметила в углу зерновую яму, подняла деревянную крышку. Вот оно, просо. Нашла ковш, зачерпнула и высыпала в ступу. Потом взяла толкач и принялась медленно, размеренно толочь.
Спешить ей некуда. Она вовсе не торопится кормить свадебной кашей своего косматого жениха!
Через какое-то время дверь открылась: вернулся Князь-Медведь.
Эльга села, пораженная ужасом: что, уже?
Но он лишь поставил два ведра с водой, окинул взглядом избу и ее, замершую возле ступы, хмыкнул и ушел опять.
Эльга перевела дух, черпнула воды в горшок и принялась так же не спеша топить печку. У нее дрожали руки, но не от прежнего страха. Теперь-то она не боялась быть съеденной.
Не съест ее Князь-Медведь.
Она нужна ему живой.
И Эльга отчетливо понимала: никто, кроме Мистины, не сможет избавить ее от этой участи. Только он, варяг, чужой здесь, дерзкий и нацеленный добиться своего любой ценой, сможет пойти против обычая, растущего из глухой тьмы веков. Ведь это не его предки воплощены в Буре-бабе и Князе-Медведе. Для него конунг – дед, отец и брат, единственный господин и закон. Выросшая в доме варяжских воевод при кривичском князе, имея родичей и в Плескове, и в Киеве, Эльга хорошо понимала разницу в мировоззрении тех и других. Сама она всю жизнь провела на грани, имея возможность свободно видеть и ту и другую сторону.
Род матери тянул ее к себе, род отца – к себе.
Но вот настал миг выбора: стоять посередине больше нельзя, иначе ее просто разорвет напополам.
Вода в горшке закипела, Эльга бросила несколько серых крупинок соли и засыпала истолченное просо. Помешала длинной ложкой на кривом черенке. Она не могла определить, сколько прошло времени: то казалось, что она сидит здесь не первый день, а то – что едва вошла.
Довольно ли этого, чтобы Ута добежала до оврага, чтобы Мистина и его люди собрались и поспели сюда раньше Князя-Медведя?
Ох, нет! Время идет быстрее, чем пробираются через незнакомый лес девушка и несколько парней – не один же Мистина отправится отбивать невесту!
А что, если Ута со страху заплутает?
Она клялась, что хорошо помнит дорогу, но можно ли на нее положиться в таком состоянии?
От тревоги Эльга была готова усомниться если не в преданности, то в толковости своей любимой сестры.
Видя, что каша почти готова, она вновь подошла к порогу и осторожно выглянула.
Князя-Медведя нигде не было видно. Топор не стучал.
Эльга с надеждой взглянула туда, куда убегала едва заметная тропка к стороже Буры-бабы.
Ох, если бы между деревьями сейчас показалась Ута, а за ней – Мистина!
Эльга почти видела их – встревоженное личико сестры, тяжело дышащей от бега и волнения, размашисто шагающего Мистину с копьем наготове… нет, он возьмет меч, с копьем в лесу неудобно.
И вдруг Эльга сообразила: да как же они найдут эту тропу?
Ута знает дорогу только до Буры-бабы. Дальше она не бывала.
А тропа, по которой изредка проходил только один человек, не особенно заметна на лесной земле. Даже если они сумеют как-то проникнуть за бабкину сторожу – через нее или в обход – кто же им дальше-то укажет дорогу?