"Княгиня Ольга". Компиляция. Книги 1-19

Дворецкая Елизавета Алексеевна

– Я уеду.

Это слово пробилось сквозь шумный поток мыслей, заглушивший было речи разгневанной Прияны.

Она хочет уехать? Опять в Свинческ? Еще чего не хватало! Между Торлейвом и Прияной не случалось пока ничего такого, что позорило бы честь Святослава как ее мужа, но Торлейв знал, что Прияна доверяет ему, как родному брату, и потерять ее совсем не хотел.

Красивый, рослый парень, знающий четыре языка и две грамоты, побывавший и в Царьграде, и в Тевтонском королевстве, любимый племянник княгини Эльги и воспитанник Мистины, что в немалой мере заменил Торлейву отца, он мог бы выбрать в Киеве любую невесту. Даже если бы посватался к дочери какого-нибудь князя или конунга, это не сочли бы дерзостью. Прияну он узнал семь лет назад, когда она, шестнадцатилетняя княжна смолянская,

только вышла за Святослава, а сам Торлейв еще был отроком пятнадцати лет. Четыре года он видел в ней только княгиню молодую и совсем о ней не думал. Что-то изменилось в ту зиму, когда Эльга отправила его в Свинческ, где Прияна прожила полтора года, не желая делить мужа с Горяной Олеговной. Торлейв привез ей счастливую весть, что соперница удалена из Киева навсегда, и доставил ее обратно. С той зимы она сохранила к нему благодарную, теплую привязанность, но только год назад он сам осознал, что смотрит на нее как мужчина. Всякий назвал бы Прияну красивой – высокая, крепкая, с крупными чертами лица, темными бровями-стрелами, приподнятыми к вискам, она воплощала здоровье и женскую силу, но для Торлейва не это было важно. Он почти не замечал ее внешней красоты, его взор пронзал эту оболочку и устремлялся к ее внутренней силе. Отпечаток этой силы на лице, решительный, твердый, неустрашимый нрав Прияны и делал ее красивой в его глазах.

Даже мысленно Торлейв не задавал вопроса, может ли Прияна его полюбить – слишком привык к мысли, что она любит Святослава, а делить свою любовь на кусочки, как пирог, не станет, не такой она души женщина. Но всякий знак ее привязанности и доверия был ему дорог. То, что сейчас она пришла к нему, было отличием дороже гривны золотой. И это снова что-то поменяло – как будто под ногами образовалась еще одна ступенька вверх.

– Уехать? Куда ты собралась? – так строго спросил Торлейв, как если бы имел власть ей запретить.

– Как Эльга – в Вышгород, – сердито ответила Прияна.

У Торлейва несколько отлегло от сердца. Вышгород – близко, на лодье – день пути, а верхом еще того быстрее. Даже подумалось, и к лучшему бы ей уехать – пока остынет.

Но ее беда не из тех, которые лечит время. Даже измену можно пережить и простить, но сын Малуши так и останется владыкой Северной Руси, отнявшим у Ярика половину его законного наследства.

Однако уехать Прияне и правда стоит, чтобы не наломать дров сгоряча. Хоть она и права в своем возмущении, у Святослава рука тяжелая, и чужая правота еще ни разу не сделала ее легче.

– Ты ему все высказала?

– Ну а как же, – мрачно ответила Прияна. – Но еще мало. Я как вчера услышала, меня чуть неум не взял [790] . Думала, сердце лопнет, так и помру прямо в гриднице. Ушла оттуда в Малфридину избу, там и ночевала. Нынче встала раньше девок, оделась и пошла в коровник. Так и не видела его. Пошла сюда. Боюсь, увижу его… или я его убью, или он меня.

– Тогда посиди еще.

Торлейв взял Прияну за руку, усадил на скамью и обнял за плечи. Она припала головой к его груди, но он ощущал, что она вся напряжена. Она тоже понимает, что ее потеря не уменьшится со временем. Даже боль погибшей любви сильная душа переживет, полегчает не через год, так через два. Но Ярик, рожденный стать единым владыкой Руси от Варяжского моря до Греческого, как его отец, всегда теперь будет владеть лишь половиной. Если… если не решится, когда вырастет, поправить дело, как мужчина.

790

Неум взял – впасть в истерику.

– За что он Улеба сгубил, то и своим сыновьям устроил… – пробормотал Торлейв.

– Что? – глухо спросила Прияна, не поднимая головы.

– Он Улеба сгубил, чтобы одному на Руси в князьях остаться. А сына своего заставил поделиться. Сделал за него то, чего не хотел сделать для себя.

– Мы еще посмотрим. – Прияна немного повернулась, чтобы освободить лицо. – Кто он такой, этот хорнунг, «сын угла» [791] ! Кто он такой перед Яриком!

А ты знаешь, как он его нарек? – Прияна выпрямилась, чтобы взглянуть в лицо Торлейву. – Владимир! Вроде у Малуши в дедах какой-то болгарский князь был с таким именем. Еще благо, что не Олег!

791

Хорнунг (сканд.) – одна из разновидностей внебрачных детей, сын свободной женщины, которая открыто жила с отцом ребенка, но без свадебных обрядов.

– Олег у него уже есть.

– О боги! – Прияна уткнулась лицом в ладони, вспомнив, что уже однажды была предана мужем таким же точно образом. – Судьба моя горькая! Видно, напрасно меня бабка из Кощеева царства воротила – не будет мне в белом свете счастья-доли, а теперь из-за меня и чадо мое обездолено!

– Ты себя не вини! – Торлейв опять обнял ее и властно привлек к себе. – Не твоя тут злая доля. А чада… Сколько тому мальцу? Третье лето? Сама знаешь – до возраста едва половина доживает. Может, еще он не вырастет.

Прияна промолчала. Она не была настолько злобной, чтобы желать смерти чужому ребенку, даже если он обездолил ее собственного. Но мысль о том, что Малушин Владимир и правда может умереть в любую зиму или весну, вернув Ярику законное наследство, несла некоторое облегчение.

– И знаешь, я бы на твоем месте… воевать с ним сейчас не стал, – ненавязчиво продолжал Торлейв. – Дело сделано, бранью его не исправить. Ему теперь и с Эльгой объясняться, и со Свенельдичами – забот хватит. Если ты еще будешь ему печень выгрызать, как бы он того… еще пуще беды не наделал.

– Так что мне – пойти его поцеловать?

Прияна возмущенно хотела оттолкнуть Торлейва, но он не позволил. То, что она прибежала со своей смертельной раной именно к нему, пренебрегая опасностью для чести, укрепило его уверенность в своей власти, и теперь хотелось ее почувствовать. Это ощущение внезапно окрепшей в руках узды пьянило и даже отчасти разгоняло мрак в душе.

– Лучше меня, – решительно заявил Торлейв и наклонился к лицу Прияны.

И замер, ожидая новой вспышки возмущения. Ясно же, что ей не до нежностей. Но Прияна не шевелилась и молчала. Торлейв еще наклонился и медленно поцеловал ее – неторопливым, глубоким поцелуем, так что и сам забыл обо всем, что к этому привело. Такого он еще никогда себе с ней не позволял. Прияна не отвечала ему, но и не противилась – расслабилась и раскрылась. Даже удивительна была такая покорность в женщине с железной волей, способной на большие жертвы, лишь бы не уронить свою княжескую честь.

Но эта покорность Торлейва мало обрадовала. Сейчас Прияна была не в силах любить никого, и его тоже, просто весь пыл ее душевных сил ушел на Святослава. На него, Торлейва, она сейчас не могла даже рассердиться.

Он выпрямился и выпустил ее. Встретил ее взгляд, содрогаясь от чего-то похожего на страх, – что будет в этом взгляде? Презрение? Равнодушие? Знал ведь, что если она и питает к нему какую-то привязанность, то сейчас для нее совсем не время.

Взгляд Прияны был отсутствующим – она не видела Торлейва и едва ли осознала его поцелуй. У него вырвался тяжкий вздох, горькая насмешка над собой – нет, не соперник он князю-соколу, Перуну молодому. Даже ненависть к нему значит для Прияны так много, что не оставляет места для любви к кому-то еще.

Но хотя бы яростный огонь в ее голубых глазах погас. Она собиралась с силами – пока не для борьбы. Пока только для терпения, чтобы не разнести вдребезги свой дом и сохранить хотя бы остатки достоинства.

– Не знаю, как домой идти, – проговорила она. – Иду, мне мнится, последняя девка с поварни на меня усмехается. Пока он меня ждал… пока я из Свинческа сюда собиралась, счастливая такая, он тут с рабыней забавлялся! И все они знали!

– Да нет же! – Торлейв успокоительно тронул ее плечо. – Он Малфу подобрал в гощении. С собой возил где-то с месяц по городкам. Сюда привез в самый Карачун, и чуть ли не на другой день я приехал, а потом и ты. Она здесь едва одну ночь и провела. Гриди знали, а челядь и не поняла ничего. Это Эльги заслуга – она постаралась поскорее ее отсюда убрать. О твоей чести и радела.