"Княгиня Ольга". Компиляция. Книги 1-19
Шрифт:
Это он. Он сам…
Ощущение падения не отпускало и даже усилилось, накатила тошнота. Эльга вцепилась в подлокотники; холод и гладкость мрамора под руками немного отрезвили и поддержали, но головокружение не проходило. Страх умереть на месте оттеснил само потрясение; стало ясно, что сейчас главное – удержаться и самой не рухнуть в бездну.
Она еще не знал в точности, что произошло, но понимала главное: Святослав уничтожил своего брата, чтобы отдать Хольмгард сыну – никому до того неведомому внебрачному ребенку. Так он о нем знал, об этом мальчике? Малуша посылала ему вести, в то время как никто другой из семьи ничего не знал о ее делах?
– Договаривай, – издалека донесся до Эльги спокойный голос Мистины. – Сообщи княгине, от чьей руки пал твой брат Улеб.
Мистина уже знал…
– Никому неведомо, кто нанес смертельные раны Улебу, – с вызовом ответил Святослав. – Тела его и двоих хирдманов нашли на берегу Волхова. Видоков никаких нет.
– Но в ту же ночь бесследно исчезли Игмор сын Гримкеля с братьями Гримом и Добровоем, с зятьями Агмундом и Красеном, а еще Градимир и Девята, – продолжал знакомый голос: Эльга различала его как сквозь туман, но все же разбирала, что это говорит не Мистина, а Лют.
– Истинно так. Бесследно исчезли.
– И ты не знаешь, как их исчезновение связано со смертью Улеба? – Это сказал Мистина.
– А кто знает? Уж не ты, Свенельдич. Тебя там и близко не было.
Мистина медленно сошел со своего места и сделал несколько шагов к Святославу. Телохранители князя дернулись, но остались на месте. Из оружия у Мистины был только скрам на поясе сбоку, и он выразительно держал руки на виду, прекрасно зная, с каким чувством сейчас внимательные глаза отслеживают малейшее его движение. Сам этих людей обучал лет десять назад…
Теперь они со Святославом вдвоем стояли в паре шагов от возвышения, оба в белых «печальных» кафтанах, но эта общая белизна одежд не означала единения в мыслях. Мистина был выше на голову и старше лет на двадцать, и Святослав чуть подался назад, чтобы не смотреть на него снизу вверх. Поднял голову, с неприязнью и вызовом глядя в нарочито спокойное лицо.
– Не мучай свою мать, ей и так нелегко приходится, – мягко посоветовал Мистина и глазами указал на помертвевшую Эльгу. Она, казалось, сидела прямо только благодаря подлокотникам, в которые намертво вцепились ее украшенные сверкающими перстнями пальцы. – Расскажи, как все было и что ты об этом знаешь.
– Я ничего не знаю! – подобно сотням тысяч обвиняемых в убийстве, с ненавистью ответил князь. – Нашли его тело на берегу, рано утром. В Хольмгарде обвинили моих гридей – Игморову братию. Стали искать Игмора – не нашли. Ни его, ни еще шестерых с ним. Куда делись – никто не знает. Что там вышло – тоже. Кто на кого напал, кто кого убил…
– Есть видоки, что накануне вечером твои люди – Грим и Девята – приехали в Хольмгард, вызвали Улеба на разговор якобы с тобой и увезли в лодке. Это был последний раз, как их всех видели. Улеба потом нашли мертвым, этих двоих не нашли вовсе. Не говори мне, что ты этого не знал.
– Я ему встреч не назначал! – Святослав коснулся рукояти меча и быстро двинул руку к лицу, обозначая клятву. – Я моего брата не убивал и смерти ему не желал! Я в том на его могиле поклялся, и больше мне сказать нечего!
– Я не могу не верить клятве на мече, тем более над могилой. Но вот что я хочу услышать – как ты, брат Улеба, намерен отомстить за него? Покарать его убийц?
– Кому я должен мстить? Ты можешь назвать мне имена этих людей?
– Я могу назвать имена людей, которых совершенно
– Посылали во все стороны. Следов не нашли. Если объявятся когда-нибудь, тогда мы их расспросим.
– Это «когда-нибудь» уж слишком смахивает на «никогда». Ты ведь знаешь, что за человек мстит никогда?
– Ты меня в трусости винишь? – Святослав подался к Мистине, хватаясь за повод из обвиняемого стать обвинителем.
– О нет! Глупец стал бы винить тебя в трусости. Твоей отваги я сам был свидетелем, и не раз. У меня на глазах ты впервые вышел на поле боя в тот же год, как получил меч, когда тебе было всего тринадцать зим. Но, отказываясь от мести за брата, ты даешь повод обвинить тебя в чем-то похуже трусости. Трусость, если бы это была она, пятнала бы лишь твою собственную честь. Но если ты оставишь это дело, тебя обвинят в небрежении честью рода. А она принадлежит не только тебе. Это честь Ингвара, твоего отца, Олава, твоего деда, Сванхейд и всех ее предков вплоть до Бьёрна Железнобокого, предков по отцу – до самого Одина. Утешь твою мать в ее потере и скажи: ты даешь клятву найти и покарать убийц твоего брата?
– Но никто не знает, кто это!
– Найти и покарать – кто бы они ни были.
– Это опасная клятва! Как знать, кто окажется на том конце следа! У нашего рода есть враги, и это может быть кто угодно. Как бы не пожалеть тому, кто даст такую опрометчивую клятву! Это все равно что стрелять вслепую!
– Ты рассуждаешь, как очень осторожный и предусмотрительный человек! – ответил Мистина, но издевка в его вежливом голосе была всем очевидна. – Ты уже свыкся с потерей брата и замечательно держишь себя в руках. Но я узнал о смерти моего приемного сына, первенца моей жены, племянника княгини Эльги, всего лишь вчера. Ты еще молод, а я стар и должен оберегать свою честь – попади на нее пятно, у меня может не хватить времени ее отчистить. Поэтому я даю клятву, и пусть ей будут свидетелями княгиня, наши родичи и прочие, кто меня сейчас слышит. Я буду добиваться отыскания убийц Улеба – всех, кто виновен в этом преступлении, – и воздаянии, каждому из них. Да будут свидетелями мне Фрейр, Ньёрд и всемогущий ас.
Мистина коснулся рукояти скрама, своего лба и обоих глаз. Святослав с упрямым вызовом смотрел в эти серые глаза. Они казались спокойными, но в этом спокойствии была даже не угроза – уверенность, что убийцы Улеба будут наказаны, невзирая на дальность расстояния и высокое положение.
– Нужно выбрать, – мягко добавил Мистина, будто давал добрый совет отроку. – С кем каждый из нас, родичей Улеба, – с ним или с его убийцами. И быть с нами – единственный путь не разделить с ними вину и возмездие.
– Ты мне угрожаешь? – глухо произнес Святослав.
– Я предупреждаю. Или ты со мной – или нет.
Эти слова Мистина произнес так тихо, что их услышал один Святослав. Все прочие, хоть в гриднице и стояла напряженная тишина, расслышали только его голос, но не слова. И долго еще кияне вспоминали этот миг, как прощание Одина с мертвым Бальдром на костре: все знали, что Один сказал убитому сыну нечто крайне важное, нечто определяющее судьбы мира, но до сих пор никто точно не знает – что.