Княгиня Ольга. Пламенеющий миф
Шрифт:
Но более всего меня поражает это загадочное «Олег от любви во свое переименовал» (как и карамзинское «в знак Игоревой к нему любви»). Как вообще можно кому-то «от любви» вместо его имени дать свое собственное (или имя своего дяди)? «Знаешь, Наталья, – говорит Василий молодой жене после свадьбы, – очень люблю я дядьку моего Федора, он просто как отец мне был всегда, поэтому давай я тебя теперь буду звать не Наташей, а Федорой». Неубедительно звучит. И что еще важнее, прецедентов нет. Сейчас мы эту тему рассмотрим.
Иные мифы подвержены некоему «синдрому Мюнхгаузена»: успешно тянут за волосы сами себя. Из какого-то яркого факта выводят правило: «было один раз» в общественном сознании превращается в «бывало постоянно», а дальше через это якобы правило начинают объяснять и сам тот факт, который его породил. По исторической мифологии
Что там было с Рогнедой? Пересказывать ее историю в целом не будем, но в примечаниях о ней Татищев пишет:
«…княгине имя в ином месте Рогнеда, а кое-где Рогмида [23] , а после брака имя дано славянское Горислава».
Источник этих его сведений – Радзивилловская летопись, где под 1128 годом приведен рассказ о женитьбе Владимира на Рогнеде и в конце есть фраза «и нарекоша ей имя Горислава». Эти же сведения приведены в Лаврентьевской летописи и восходят к той части владимирского свода начала XIII в. (и, возможно, предшествующих), которая принадлежит южнорусскому (переяславскому) источнику не позднее середины XII в. Однако ПВЛ (в том числе по Лаврентьевской летописи) больше нигде Рогнеду Гориславой не называет; под 1000 годом указано «преставися Рогнедь», из чего ясно следует, что до самой смерти она носила имя Рогнеда, а не какое-то новое. (Есть в науке мнение, что эти краткие сообщения «Преставилась Рогнеда», «Преставилась Малфредь» взяты летописцем из княжеского синодика, то есть списка для заупокойных поминаний членов княжеской семьи, где никаких иных сведений, кроме имен, не содержалось.) Эти сведения выглядят более достоверными, чем восходящее к XIII веку упоминание о переименовании, которое имеет скорее легендарный характер.
23
У Я. Б. Княжнина в пьесе «Вадим Новгородский» (1789 г.) есть героиня по имени Рамида – видимо, это еще более измененное «Рогмида», из-за чего новообразование уже совершенно утратило связь с оригиналом.
Из этих двух полуфактов (ибо то, о чем все знают, уже наполовину факт, даже если неправда) выросло представление, будто при выходе замуж древнеславянская девушка меняла имя. Некоторые аналоги действительно есть, но древнеславянские обычаи тут ни при чем – причина была другая. Достоверные исторические аналоги такому переименованию обнаруживаются, в частности, в Византии. В 425 году император Феодосий женился на молодой красавице, дочери ритора из Афин; она была язычница и носила имя Афинаида. Перед свадьбой ее крестили, и она получила имя Евдокия.
Другие два случая попадают не только на интересующую нас эпоху, но непосредственно в круг личных знакомых Ольги. В 957 году, когда она наносила визит в Царьград, в составе императорский семьи ее принимал Роман-младший – сын и соправитель Константина. Еще ребенком он был женат на дочери североитальянского короля Гуго; изначально та носила имя Берта – династическое для ее рода, но в замужестве получила имя Евдокия – традиционное для византийских императорских семей. Но Берта-Евдокия рано умерла, и Роман-младший заключил второй брак – с девушкой низкого происхождения, по имени Анастасия. Это имя, полученное, разумеется, при крещении, при ее вступлении в брак переменили на Феофано – династическое имя Македонской династии. Его же носила одна из дочерей Константина, сестер Романа, и в указанное время в этой семье было сразу две Феофано – дочь и невестка. Здесь логика уже ясна: наречение низкородной (либо иностранной) девушки династическим именем знаменовало ее вступление в царскую семью.
В той же Македонской династии есть еще один пример, по времени на несколько десятилетий раньше. Внучка Романа-старшего, Мария, при выходе замуж за болгарского царя Петра стала зваться Ириной. «Девушка же, сменив имя, была названа Ириной, – писал Лиутпранд Кремонский, – что значит «мир», – потому, что именно благодаря ей между болгарами и греками был заключен прочный мир» [24] . Одно христианское имя сменили на другое, и вот здесь мы видим связь со случаем Рогнеды-Гориславы:
24
Лиутпранд Кремонский, Антаподосис. Книга третья. Москва, 2012, перевод с латинского И.В. Дьяконова.
Правда, из той эпохи до нас дошло слишком мало материала для сравнения. Ефанда, легендарная жена Рюрика? Известна только под этим именем. Малуша замужем не была. Другие жены Владимира по именам неизвестны. Анна, Владимирова византийская жена, имени не меняла.
Приписываемая Святославу жена по имени Предслава, якобы княжна угорская, у некоторых писателей носит «родное» имя Ильдико, но этот случай фактически сочинен писателями. Хотя если бы она от роду была Ильдико, а в замужестве – Предслава, это было бы логично. Вот как этот эпизод описывает Семен Скляренко в романе «Святослав». Княгиня Ольга по дороге из Константинополя едет через земли угорские и знакомится с семьей князя Такшоня:
«Она приглашала князя с женой побывать в Киеве-граде, предлагала дочери князя Такшоня – Ильдико поехать с нею в Киев, посмотреть на русских людей, познакомиться с ее сыновьями…
Больше она ничего не сказала, но и князь Такшонь, и жена его поняли, что княгиня Ольга неспроста приглашает Ильдико в Киев, неспроста называет ее Предславою, а хочет по-своему, по-женски скрепить мир любовью».
То есть здесь наречение иностранной княжны русским именем происходит еще при сватовстве и по сути является сватовством. «Больше она ничего не сказала», а династический брак фактически уже заключен (невесту сразу отправляют с Ольгой в Киев). Видимо, идея эта объясняется тем, что про наличие у Святослава жены Предславы, угорской княжны, Скляренко вычитал у Татищева, но объяснения, почему угорскую княжну зовут Предславой, никакого не имел и объяснил вот так. (Кстати, по происхождению венгерское имя Ильдико – древнегерманское, вариант имени Хильд, поскольку первая известная в истории его носительница была, вероятно, из бургундов.)
Выводы мы можем сделать следующие. Легенды приписывает двум древнерусским княгиням перемену имени при выходе замуж: одна получает династическое имя новой семьи, вторая – имя-прозвище по поводу поворота судьбы. Оба случая имеют аналоги в современной им истории Византии: Анастасия- Феофано и Мария-Ирина. Перемена имени была возможна при выходе замуж в зарубежную и иноязычную династию; например, Евпраксия Всеволодовна, сестра Владимира Мономаха, в браке с императором Священной Римской империи получила династическое для своего нового рода имя Адельгейда. В таком случае награждение чужой женщины именем из числа «своих» означало наделение ее правами члена рода. (И русских императриц, немок по происхождению, до самого конца династии крестили определенными семейными именами, по тому же принципу.)
Все это значит, что если бы Ольга изначально и правда была «чужой», то вхождение в Олегов род вполне могло ознаменоваться наделением ее «родным» для этой семьи именем. (Татищев, видимо, этого средневекового механизма не знал и поэтому привел странный выверт мысли «от любви во свое переименовал»). Но, по логике вещей, невеста должна был бы принять имя не дяди жениха (Олега), а какой-то из женщин-родственниц – сестры Игоря, например. А сестра-то у него точно была, раз были два племянника по сестре. Впрочем, не исключено, что Игореву сестру могли звать Эльга – если бы он действительно был Олегу племянником. Но на этот счет есть некоторые сомнения, и скоро мы о них поговорим. И сомнительно, чтобы королевское имя, выражающее принадлежность к династии Скъельдунгов и сакральность власти носителя, могли дать, даже в случае брака, женщине низкого происхождения. Низкородная женщина женой князя стать могла, в статусе наложницы, а вот княгиней – нет. (У греков другое дело, у них, как мы уже отмечали, стать императором мог человек любого рода, и сама Македонская династия происходила от простого служащего при конюшне.)