Княгиня Ольга
Шрифт:
Аксинья хотела смолчать о виденном, но, поразмыслив и видя в том урон княжескому дому поведала о связи Ильдеко с боярином Карном.
— Ты, матушка княгиня, отправь его куда ни то посадником.
— Да уж отправлю! Отдам в ежовые рукавицы, — разгневалась княгиня. — Пошли кого-нибудь за ним! Я покажу, как охаживать жену великого князя.
Дело было утром. Карна скоро нашли, велели идти к княгине. Она говорила с ним мало, больше наказывала воеводе Претичу.
— Сей боярин покрыл позором княжеские терема, чего мы не ведали раньше. Приставь к нему воинов и сей же час пусть гонят его пешего в Муром, под надзор воеводы
Потом был разговор с Ильдеко. Ольга сказала ей:
— Ты в моих теремах не устраивай языческих гульбищ, живи скромно, как подобает супруге великого князя.
Ильдеко нервно ходила по покою, который заботами Ольги все больше становился похож на библиотеку и молельню, и, не скрывая своего негодования, ответила:
— Ты, матушка княгиня, сама виновата в том, что случилось. Зачем сына притесняешь в его вере, гонишь в веру назареев? Вот он и убегает из теремов в походы и меня осуждает на холодное ложе, на горькую вдовью жизнь. Ты во всем виновата, уйдя от сына к назареям.
Ольге показалось, что Ильдеко поет не со своего голоса. Пришло к ней что-то от Богомила. И эти слова «гонишь в веру назареев» были ранее знакомы Ольге, она их слышала от верховного жреца. Ольга подумала, что Ильдеко встречалась с Богомилом. Ведь только его вера так благотворно влияла на проявление пороков в идолянах. Позже Ольга узнает, что ее невестка ходила на Священный холм в капище богов, встречалась там с верховным жрецом Богомилом. И тот, поди, подстрекал ее к чему угодно, считала княгиня. Кто знал, что у нее на уме. И Ольге показалось, что события в Византии, о коих рассказал боярин Подага, могут повториться здесь, в Киеве.
У Ольги появился страх. За трапезой она боялась принимать пищу, напитки. И боярыня — стольница теперь сиде ла рядом с нею за трапезой и все, что подавали княгине, пробовала.
А кончилось все тем, что нервы у княгини Ольги не выдержали и она надумала уехать из Киева до возвращения из похода Святослава. Ее давно влекло в родные изборские места. Ей захотелось увидеть Малушу, ласковую и преданную душу да и внука приласкать.
Было предзимье, самое время собираться в дальний путь, в северные земли. Там уже легла зима, открыла санный путь. Оно и под Киевом вот — вот землю укроет снегом, считала княгиня Ольга. И реки закует в лед, пока сборы завершатся, пока в Берестове несколько деньков побудет, помолится Господу Богу в новом храме, с отцом Григорием встретится, душу в беседах отведет. В последнее время Ольга редко встречалась с отцом Григорием, потому как он по ее воле присматривал за возведением церквей, кои заложили в нескольких городах.
Перед отъездом Ольга собрала на совет градских старцев, бояр, воевод, наказала им:
— Вы тут в согласии пребывайте, скопом дела вершите, воеводе Претичу советом помогайте, дабы в городе мир и покой царили. Не допускайте раздоров между идолянами и христианами. Вижу, вот нет Богомила, а звала. Что он там таится в капище? — спросила Ольга, но, не дождавшись ответа, закончила свое: — Мне же Господь Бог велит родной Изборской земле поклониться, туда и еду.
Санный обоз в семь упряжек и две сотни воинов личной дружины княгини Ольги во главе с Дамором покинули Киев пасмурным ноябрьским утром и взяли путь на Берестово.
Село Берестово за последние годы похорошело.
Появление великой княгини в Берестове обрадовало всех от мала до велика. Любили ее берестовские. До полуночи они не расходились от княжеского терема. Девицы водили хоровод, парни, как всегда, в удали искали себя, балагурили. И отец Григорий ощутил душевную благость с появлением княгини Ольги. При встрече, едва покинув сани, Ольга обняла отца Григория, как родного человека, и они трижды облобызались. Ольга еще хлеб — соль от старосты Романа принимала, а Григорий уже велел священнику Михаилу приготовить храм к богослужению. Княгиня была благодарна Григорию за ревностное служение ей и, не заходя в терем, отправилась в церковь, отстояла молебен. После богослужения Ольга в какой раз осмотрела храм и опять нашла в нем нечто новое. Стараниями отца Григория в церкви появилась чудотворная икона Спаса Нерукотворного. Иконостас пополнился иконами архангела Михаила и Николая Чудотворца. Но больше всего порадовало Ольгу, что был расписан купол храма ангелами и херувимами, которые окружали Пресвятую Богородицу с младенцем Иисусом Христом.
— Спасибо тебе, отец Григорий, за радение к храму и ко всей нашей церкви, — сказала Ольга после молебна.
— Как не радеть, матушка! Кто же, если не мы, откроет верующим окно, дабы они увидели Горние Выси, — ответил Григорий.
Они покинули храм последними, ушли в княжеский терем. Да посидели за беседой недолго. Отец Григорий только и успел рассказать о том, как возводят церкви в Белгороде и Любече.
— Белгородцы прилежны. И мастер у них из Корсуни прилежен. Анастасом зовут. Купол уже свели, фрески по сырой штукатурке евангелисты расписывают. На Пасху освятим храм и службу исполним.
— Побываю на освящении храма, даст Бог. А что в Любече?
— Свара идет, матушка. Дети Перуновы вельми яростны и не дают возводить храм.
— Там же было все мирно, — удивилась Ольга.
— То пришлые идоляне чинят зло. Сказывают, из Угорской земли пришедшие. В Любече обживаются.
Княгиня Ольга еще пуще удивилась. Как могли люди земли Угорской, чужой земли, прийти на Русь и вольно обживаться на ее земле, вольно чинить препоны христианам?
— Отец Григорий, говори все, что ведомо тебе об угорских людях, — попросила Ольга. — Чувствую, ты что-то таишь.
— Верно, матушка, таю, чего не должен бы. Да сомнения одолевают. Не твоим ли повелением идут на Русь угры — язычники? Они-то утверждают, что вольно живут словом княгини Ильдеко. Но тому поверить трудно.
В груди у княгини вспыхнул гнев: «Вот оно что, эта угорская вольница по вине Предславы хлынула на Русь! Того и я не могла бы позволить ей, не токмо Святослав». Но Ольга не выплеснула гнев, спросила без надрыва:
— И как угры мешают строить храмы?
— Они выгнали христиан из каменоломен, где те кололи камень.