Княгиня Ольга
Шрифт:
Этот слух погулял по Любечу, полетел в другие города и селения, достиг Киева. Он породил смуту. Язычники обвинили христиан в том, что они своими молитвами накликали беду на великого князя. Любчане первыми поднялись с разбоем против христиан, коих в Любече было не так — то уж много. Язычники выгнали их из города, разграбили, разорили жилища, растащили все материалы, кои успели верующие заготовить на новый храм.
В Киеве пока христиан не трогали, знали, что их защитит воевода Претич. Но Ильдеко искала повода расправиться прежде с самим Претичем и с единоверцами великой княгини, кои жили в княжеских теремах. Она надеялась, что и сам Святослав, ежели вернется, не обвинит ее в злом умысле. Она скажет ему, что радела за чистоту
Через несколько дней после возвращения из Любеча Ильдеко встретилась с верховным жрецом Богомилом. Пришла на Священный холм поздним вечером, предупредив заранее Богомила. Княгиню сопровождал лишь новый ее поклонник, варяжский воевода Стемид. Он появился в Киеве недавно, после того как князь Святослав ушел в поход. До того сидел в Белгороде по воле Свенельда, который и позвал его служить на Русь. Белокурый богатырь с голубыми холодными глазами, с крутым нравом пришелся Ильдеко по душе. Похоже, он заменил ей воеводу и боярина Карна. Ильдеко позволяла ему вольно приходить в княжеские терема и не раз оставалась с ним наедине.
Придворные бояре Ольги невзлюбили Стемида и боялись его. А ему доставляло удовольствие пугать их. В трапезной на половине княгини Ольги он доставал из ножен тяжелый меч и играл им, словно тростниковой палочкой. Казалось, что меч вот — вот сорвется с руки хозяина и поразит насмерть кого-то из бояр, кои жались по углам трапезной. Варяжский воевода Стемид не тотчас уразумел, чего добивалась княгиня Ильдеко. А уразумев, одобрил ее стремление и во всем помогал. Он знал, что впереди у него опасная борьба. Но Стемид всегда любил опасные игры, это была его стихия. Всего за месяц пребывания в Киеве он сумел собрать вокруг себя больше сотни варягов, кои были недовольны уставами великой княгини, не позволяющими им вольничать на русской земле.
Теперь Ольга была далеко, а князь Святослав и того дальше. Да жив ли еще? Потому, счел Стемид, захватить Киев и укрепиться в нем не составит большого труда. Разве что воевода Претич возникнет помехой на пути. Так ему, Стемиду, ничего не стоит убрать Претича с того пути.
Верховный жрец Богомил встретил поздних пришельцев неласково. На княжеском дворе среди назареев, как он считал, у него не было близких людей и уж тем более таких, кого бы он согрел взглядом. К тому же Богомил еще ничего не знал о замыслах княгини Ильдеко.
— Какому богу ты молишься, чужеземка? — сурово спросил жрец, лишь только Ильдеко вошла в капище. Его черные жгучие глаза смотрели на княгиню с неприязнью. — Невестке княгини Ольги — отступницы нет места близ Перуна.
Ильдеко не убоялась ни сурового взгляда, ни гневного вопроса.
— Великий жрец, — польстила Ильдеко Богомилу. — Мы с тобой одной веры. И я не чужеземка на этой земле. Лишь в княжеских теремах чужая.
— Говори, что привело тебя ко мне, — уже миролюбиво произнес Богомил.
— Я пришла к тебе, великий жрец, за помощью и участием. Знаю, что княгиня Ольга держала тебя в хомуте. Ты много страдал от нее. В капище к твоим богам больше не несут жертв, достойных бога богов Перуна — мироправителя. И сам ты живешь хуже смерда. — Ильдеко внимательно смотрела в лицо Богомила, освещаемое светом жертвенного огня. В глазах жреца пока светилось лишь любопытство. Он удивился тому, что молодая княгиня так просто открывала ему, чужому человеку, тайну, за которую, доведись узнать великой княгине, Ильдеко дорого заплатила бы. Она же все это понимала и шла на риск, ведая, что вражда между великой княгиней и верховным жрецом не угасла. И что ежели Богомил проявит желание отомстить Ольге за попрание своей власти, за обиды, нанесенные Ольгой, то сила Ильдеко прирастет неизмеримо. Преданные Богомилу язычники по его зову в одночасье могли покончить с христианами Киева, столь ненавистными им. Верховный жрец мог повести за собой всех бояр, именитых горожан, кои служили Перуну, и тех, кто служил Ольге при дворе, но
— Место ее там, в Новгородской земле. А здесь будем властвовать мы. Подними же над нами знамя Перуна — во — ителя, великий жрец, пусть он поможет нам в справедливой борьбе.
Богомил согласно кивал головой. Но любопытство в его глазах угасло. Он вновь смотрел на чужеземку с неприязнью, потому как понял, что угорка толкает его на бунт против великой княгини Ольги и против великого князя Святослава. Странным ему показалось лишь то, что Ильдеко ни разу не произнесла имени Святослава. Будто его и не было на свете, будто с ним вместе исчезла и большая дружина. Что думала эта дерзкая угорская княжна поставить против силы Святослава? Уж не этого ли заносчивого норманна с его шайкой ночных татей? Знал Богомил, что угры — воинственный народ и их много, но они разбросаны по белому свету. А те, что населяют Угорскую землю, ежели пойдут на Русь, то для Святослава явятся шальной оравой, и он побьет ее в первой же схватке. Да и пойдет ли князь Такшоня, тесть Святославов, против своих внуков, кои в Киеве подрастают? И показалось Богомилу, что стоящая перед ним угорская княжна движима только ненавистью, но не здравым смыслом.
Знал Богомил, что князь Святослав не только выстоит перед нашествием угров, ежели оно случится, но и подомнет под себя Угорское княжество. Видел Богомил в этом молодом воеводе задатки могучего воина, равного великому вещему Олегу. И потому жрец пришел к мысли, что затея жены Святослава захватить великокняжеский престол легкомысленна и грозит полным провалом. Но хитрый жрец не сказал Ильдеко о том, к чему пришел. Не сказал и о том, что, испытывая к княгине Ольге не лучшие чувства, он не желал, чтобы великая Русь попала в рабство угров. И когда нетерпеливая Ильдеко спросила Богомила: «Что ты скажешь, великий жрец, на мою исповедь?» — Он разрушил ее надежды.
— Мне надо подумать, госпожа княгиня, посоветоваться с моим покровителем — всесильным богом Перуном. И ты подумай, потому как заблуждаешься. Великокняжеский престол на Руси за Святославом, но не за Ольгой. И он за обиду матери тьмою накроет твою Угорскую землю.
Ильдеко побледнела. Она поняла, что верховный жрец не пойдет против Святослава, а значит, и против Ольги. Но не выдаст ли он ее, пока угры не собрались с силами? Успеют ли они до возвращения Святослава войти в города, захватить их и подняться на крепостные стены? Ильдеко поняла, что ее замысел рухнет, ежели Богомил не будет молчать. Да будет ли? Он не жаловал Ольгу, но, похоже, не был недругом великого князя Святослава, стойкого Перунова сына. И подумала Ильдеко, что Богомил сегодня же в ночь пошлет к Святославу гонца с вестью о заговоре. И Святослав поверит в то, он же не любил ее. И даже больше: он обвинял ее в том, что она заняла место Малуши. Той должно быть женою Святослава, утверждал он. Ильдеко не была уверена в том, что Святослав пощадит ее, когда узнает, что она замышляла захватить великокняжеский престол. Не пощадит. И потому нельзя было допустить, чтобы его уведомили о заговоре.
Однако у Ильдеко хватило ума и выдержки не крикнуть Богомилу о том, что ежели он не с нею, то, значит, против нее. Подавив страх, она спокойно сказала:
— Да, великий жрец, я подумаю. Я ведь одного только хочу, чтобы не было в Киеве назареев. И по всей Руси — тоже. Так ведь ты зовешь врагов нашей веры? А утром воевода Стемид придет к тебе за ответом: готов ли ты защитить свою честь.
— Двери капища всегда открыты для Перуновых детей. Ты же очисти себя от зла. Ведаю, на Феофано ты не похожа. — Сказав это, Богомил повернулся и ушел во внутреннее помещение капища.