Князь Алтайский
Шрифт:
Вот и Голос — не компьютерная программа, а девочка. С тараканами в палец в своей металлической головке.
— Я не осуждаю, — повторил я, — И даже принес тебе подарок.
— Правда? — недоверчиво спросила Голос.
— Можно мне повернуться?
Да, я разговариваю с ней, стоя в той самой кладовке, в которой спрятана ее статуя. Повернувшись спиной, потому что… ну, вы помните «Я же голая!».
— Можно. Только не смотри!
Девочки…
Я развернул сверток, с которым пришел, и, не глядя — ладно-ладно, немного подсматривая! — накинул на металлическое тело Голос…
— Это… сарафан? — неверяще спросила она.
— Ага, — довольно кивнул я, застегнул пуговички на спине, и открыл глаза.
Сарафанчик на статуе был — просто шик. Из огненно-красной ткани, расшитой
Нееет. Не до кончиков пальцев на ногах. До ног. То того места, где они начинаются. Коротенький такой сарафанчик. Мини.
— У меня ноги видны, — ошарашено констатировала Голос.
— Ага, — довольно кивнул я. Маленькая мстя за капризы.
— Мне… Мне нравится!!! Викешенька!!! Как жаль, что я не могу тебя расцеловать! Мне сто лет никто не дарил подарков!
Ну вот — испортила все удовольствие от мелкой пакости.
На самом деле я нисколько и не расстроился. Я хотел немножко подразнить Голос, а не обижать, и у меня припасен для нее и вполне нормальный сарафан. Но, раз ей понравился этот…
Я подошел к статуе и прижал свою щеку к холодным металлическим губам.
— Ииии! — счастливо завизжала Голос.
3
— Что скажешь, Христофорка?
Патологоанатомов на Русь семнадцатого века еще не завезли, кто выполняет их фунции? Правильно, палачи. Они в анатомии разбираются уж никак не хуже, чем доктора. Что поделать, десу — работа такая.
Мой личный палач почесал затылок:
— Не понимаю, Викентий Георгиевич. Как и с тем, что в прошлый раз напал — просто умер и все.
Связь с предыдущим, ночным, нападавшим — очевидна. Кроме синдрома внезапной смертности — у них абсолютно одинаковые ножи. Артефактные, и Тувалкаин клянется, что сделанные одним мастером.
В подвале терема собрался небольшой консилиум на тему «Что, блин, происходит?», в лице меня, Нафани, Тувалкаина, Христофора, непонятно как втершегося сюда Николы, Клавы, как знатока боярских возможностей и Насти, как знатока ведьминского мастерства.
Откуда они берутся — тоже неясно. Второго никто так и не опознал, как будто он из лесу вышел. Была надежда, что ниточкой окажется «негодящий пасечник», но она тут же и оборвалась — да, он пришел с караваном Аглашки, но когда он к нему присоединился — никто не помнил. Что, в принципе, неудивительно — такая толпа народа, собранного со всей Руси, в нее мог не то, что один убивец затесаться — взвод спецназа вместе с цирковой труппой, никто бы и не заметил. Ехал он, как удалось выяснить, в санях с семьей, состоящей из плотника с маленькой дочкой, но когда он к ним присоединился — плотник не помнил.
— Значит, что это за люди — мы не знаем… — констатировал я очевидное.
— Мысль есть, Викентий Георгиевич, — влез с комментарием Никола.
Никакого понятия о субординации.
Подавив совершенно не к месту вылезшее боярское раздражение, я поинтересовался, что там за мысля его посетила.
— Христофор, глянь-ка на его руку.
Палач поднял левую руку покойника, покрутил ее, присмотрелся. Ну, это рука, точно. Обычная, широкая, мозолистая. Мозоли обычные, крестьянские… да, они различаются. Пять пальцев, ни шрамов, ничего.
— И что?
Никола подошел к телу, взял руку в руку и сложил мертвые пальцы вместе:
— Видите?
Пальцы, как пальцы. Правда, указательный больно длинный, по длине вровень со средним. Отрубили когда-то макушку от среднего, что ли…
За спиной ахнула Настя, первая сообразившая, в чем дело.
— Не может быть… — прошептал Христофор.
Схватил нож, несколькими движениями срезал одежду с тела и, коротко выдохнув, резанул по обнаженной груди.
Кожа разошлась, кровь почти не выступила — первые часы после внезапной смерти она сворачивается, как гель и только потом разжижается обратно. Вот только…
Вместо вполне ожидаемым мышц из разреза показалась серая шерсть. Волчья.
—
Глава 11
1
Да, оборотни на Руси водились в количествах — даже я одного из них видел — как не пытались с этим безобразием бороться судные дьяки Чародейного Приказа.
Собственно, русские оборотни делились на три категории.
Первые — природные оборотни. В отличие от природных ведьм, таких, например, как моя Настенька, отстоящих далеко от общения с тварями из-за Грани, природные оборотни рождались уже связанные с бесами из-Грани, отчего созданиями были в общении неприятными, пробавлявшимися человечиной и к людям относившие как к скоту. И нет, дело не в воспитании — они такими, рождались. Жили природные оборотни семьями — папа-оборотень, мама оборотень и детки-оборотни все как один — в деревнях, чтоб поближе к лесу, семьями, свою двойственную натуру скрывали, отчего чаще всего имели репутацию нелюдимых бирюков. Хотя и необязательно. Чтобы превратиться в волка, им достаточно было перекувыркнуться через голову, ну, и в человека, соответственно, так же. Отличить же оборотня от человека… нет, так-то был верный способ — у каждого оборотня кожа была двойной — содной стороны волчья шкура, а с другой — человеческая кожа. Когда он превращается в волка — как бы выворачивает свою кожу наизнанку, волчий мех оказывается снаружи, кожа с одеждой — внутри, под шкурой. Так же обратно, мех прячется, а кожа с одеждой возвращаются на место, отчего проблем голливудских оборотней, с порванной в клочья одеждой и необходимостью добираться до дома голышом, русские оборотни не имеют. Так что достаточно распороть кожу на оборотне в человеческом обличье и обнаружишь мех. Вот как мы сделали. Но не станешь же заживо свежевать каждого заподозренного, верно? Что и позволяет оборотням притворяться людьми. Нет, есть и другие приметы: обильная волосатость, монобровь, пальцы одинаковой длины, но они, во-первых, никогда не совпадают одновременно у одного и того же оборотня, а во-вторых — и у людей встречаются. Тем более что монобровь на Руси одно время считалась красивой. Помните, в комедии про Ивана Васильевича, который меняет конфессию… тьфу, профессию: «Червлена губами, бровьми союзна»? Это ж царь комплименты делает. А что означает «союзная бровь»? То и означает — соединенная посередине, со-юзная. Монобровь, в общем.
Помимо природных оборотней есть оборотни-колдуны. Вернее, они изначально колдуны, то бишь обычные люди, связавшиеся с бесами и получающие силу из-за Грани, а потом уже оборотни. Принцип оборачивания тот же, выворачиванием шкуры, но сам ритуал превращения посложнее. Колдун должен пойти в лес, воткнуть нож в пенек — или несколько ножей, отдельные детали ритуала могут отличаться — перекувырнуться через них, и только тогда станет волком. Сами видите, тут определенные проблемы есть — и геморройнее, просто так, на ровном месте не превратишься, и есть риск встрять, если кто-нибудь, специально или по незнанию, на тот самый пенек наткнется и нож из него вынет. Так и будешь в волчьей шкуре бегать, пока не пристрелят. Но есть и плюсы — отличительных примет у тебя нет. Ну, кроме того, что ты в принципе колдун.
И третьей разновидностью идут оборотни вынужденные. Не те, кого покусали другие оборотни, но тоже несчастные жертвы. Иногда колдун, по какому-то своему пакостному желанию, может превратить человека в волка. Чаще всего это происходит на свадьбах, на которые этого гада забыли пригласить. Особенно сильный колдун может прямо всю свадьбу волками пустить — прошепчет Волчье Слово, сдунет с ладони какой-то порошок, и все, побежала из-за стола стая волков. И будет бегать до самой смерти. Превратить обращенного обратно в человека может либо сам колдун, а это обычно скотина мерзкая и злопамятная, с такой вещью, как жалость, знакомая исключительно теоретически, либо знающий человек, а поди еще такого найди. А если и найдешь — попробуй среди лесных волков отыскать того самого, который превращенный. Бывали, говорят, случаи, когда охотник застрелил волка, начинает снимать с него шкуру, а под ней кафтан или сарафан свадебный… бррр, мерзко даже и представить.