Князь Алтайский

Костин Константин Александрович

Впрочем, я своему поручику и слова не сказал: он смог выполнить мое поручение, а потому имел право расслабиться. Что за поручение, спросите вы? А я отвечу.

Ржевский обошел, выспросил, вынюхал, разузнал обо всех тех, кто хочет отправиться из Омска в ближайшие дни. Цифра этих «всех» невелика — ровно ноль. Но не потому, что никто не хотел двинуться на восток — тем, кто хотел, Ржевский заплатил за то, чтобы они переждали пару дней. Не по собственному желанию, конечно по моему приказу. Зачем мне это понадобилось, спросите вы? А я отвечу.

Никто точно не знает, куда мы направимся из Омска. Просто потому,

что этого никто не знает из путешествующих в обозе, кроме узкого круга лиц. Значит, что? Значит, если мы сейчас выберемся из острога и отойдем достаточно далеко — преследователи наш след потеряют. Какие преследователи спросите вы? А я отве…

Что-то меня заклинило.

В общем: если оборотней на меня натравили — а сто процентов так оно и есть, или я плохой подьячий Разбойного приказа — то этот кто-то должен знать, куда я направляюсь. И не должен рисковать тем, что след потеряется посреди тайги. И не надо говорить о том, что след тысячного обоза будет заметен еще месяц — тут иногда такие метели и бураны, что не то, что след — сам обоз заметет так, что лишь к весне откопают. Не станет мой таинственный недоброжелатель рисковать, двинется следом. А, раз практически стопроцентно известно, что за нами из Омска никто не поедет, то тот, кто все же поедет, тот и есть недоброжелатель.

Вот он в нашу засаду и попадется.

В какую? В ту самую, в которой мы с моими стрельцами засели по обоим берегам реки.

Вообще, у меня было подозрение, что Недоброжелатель просто-напросто пустит по моему следу оборотней. Но мои стрельцы — а они всю жизнь в тайге прожили, они знают, о чем говорят — заверили, что никаких волчьих следов по пути моего обоза они не наблюдали. Ни спереди, ни сзади, ни по бокам. Либо оборотни тоже решили, что след после метелей легко потерять и проще идти на моем хвосте, либо — хотя надежды на это и мало — оборотни просто кончились. Не стоголовая же стая за мной охотится!

— Едет, — поднял руку Нафаня

Я замер.

Все замерли.

Из-за речного поворота, по чистому белому снегу — недавно только метель поутихла — катил запряженный тройкой белых лошадей возок.

Один

Кем, интересно, нужно быть, чтобы отправиться в тайгу в одиночестве? Не в полном, конечно, как минимум там вон, кучер сидит, но все же.

— Из зеркала говорят — больше никого нет. И волков в округе тоже нет.

Все страньше и страньше…

— Нафаня, скажи стрельцам, пусть будут настороже. Это может быть ловушка.

Да, мы сами ловушка, но не факт, далеко не факт, что не может быть ловушки на ловушку. Может, пока мы окружаем возок, стая оборотней окружает НАС Увидев приближающихся к нему всадников, кучер натянул поводья, и возок послушно замер. Мои стрельцы окружили его, я подъехал ближе…

Дверца возка приоткрылась, но никто не вышел. Как будто приглашают заглянуть… Ага, заглянешь а тебе в лицо — заряд из мушкета. Или Огненное Слово, что тоже неприятно.

— Нафаня.

Я не трусливый — я осторожный. Меня слишком часто хотят убить, чтобы иметь возможность быть храбрецом.

Нафаня спрыгнул с коня, подошел к возку, открыл дверцу стволом мушкета и заглянул внутрь. Недоуменно оглянулся на меня

Да что там такое?

Теперь уже и я соскочил на снег и подошел к распахнутой дверце. Все, что угодно ожидал, но…

— ТЫ?!!

Глава 12

1

Я

не скажу, что я прям смелый человек. На этом свете есть вещи, которые меня пугают. Их немного, но они есть. И ожившие мертвецы в списке этих вещей стоят на первом месте. Был один случай, когда я только-только стал подьячим… Но сейчас не об этом.

Изнутри возка на меня смотрела мертвая боярыня Морозова.

Нет, так-то она была вполне себе живая на вид и шевелилась — причем шевелилась, как живая — но, блин-блин-блин! Я же сам, своими собственными глазами видел, как ей отрубили голову!

— На что это ты смотришь, боярин Викентий? — бледно улыбнулась Морозова.

Дважды блин. Я — и, соответственно, она тоже — поймал себя на том, что смотрю на ее шею, пытаясь высмотреть стежки, которыми голова боярыни пришита к телу.

— Нет, я живая. Можешь меня даже потрогать.

— У меня невеста есть, — буркнул я.

— А кто это? — послышался за моей спиной шепот кого-то из моих стрельцов. А затем — звук подзатыльника.

— Залезай ко мне внутрь, — приглашающее кивнула боярыня Марфа, чуть сдвигаясь на сиденье, — Не стоит твоим людям слышать то, что я хочу тебе рассказать.

— Я своим людям доверяю.

— А я-то — нет. Садись. Или ты боишься несчастную, лишившуюся всего старуху?

Как я уже говорил — есть вещи, которых я боюсь. На первом месте — живые мертвецы, а на втором — боярыня Морозова. Хотя, нет — на третьем. На втором — огорчение моей любимой скоморошки.

— Я оживших мертвецов боюсь, — пробормотал я, залезая в возок и прикрывая дверцу.

Боярыня рассмеялась, но как-то невесело:

— Неужели ж ты так и не понял, как я осталась в живых после казни?

И тут в моей голове шестеренки наконец провернулись и я все понял.

2

Помните, вора Заморского, того, что утащил ларец с Изумрудным Венцом? Его ж — вора, не Венец, разумеется — тоже казнили при большом стечении народа. Что не помешало ему впоследствии оказаться живехоньким-здоровехоньким и бодро красть различные ценные предметы из купеческих сокровищниц. Как оказалось — казнь была фальшивой. В том смысле, что боярин Морозов, своим боярским Повелением внушил всем присутствующим, что Заморского казнили. И любой из них мог бы поклясться, что сам, своими глазами видел, как воровская голова покатилась по помосту с плахи. Правда, я подозреваю, если бы свидетелей опросили — всплыли бы нестыковки. Типа того, как именно голова упала, с каким стуком, да в какую сторону покатилась.

Да, я сам, своими глазами видел, как казнили боярыню Марфу. Но, спроси я всех остальных — совпали бы наши показания? Так-то сейчас я даже вспоминаю сомнительные моменты этой «казни». Уж больно заторможено вела себя боярыня, я уж было решил, что ее чем-то опоили. А, спрашивается, зачем ее поить, если она — самая хладнокровная змея из всех змей, что обитают севернее Южного полюса? И почему ее голова даже не побледнела, когда ее отрубили? А это, между прочим — невозможно, отрубленная голова бледнее ВСЕГДА, кровь-то в буквальном смысле слова отливает. И чьи это глаза так очень характерно сверкнули перед казнью? Уж не батюшки ли царя, а?