Князь Барбашин 3
Шрифт:
Каспийское море показалось Никите довольно бурливым. По крайней мере, он на собственном опыте оценил, почему местные мореходы старались держаться ближе к берегу, даже на могучем "Орле", который из-за своего речного происхождения был всё же достаточно валок.
Причём про "Орла" он не сам догадался, а поведали ему про то два парня, что шли с караваном от самой Казани, но вот товара с собой почти никакого не везли. Сёмка Микляев и Ковердяй Окишев, так звали этих путешественников, и, возможно именно в силу примерно одного возраста, они так легко сошлись с Никитой, оказавшись на поверку довольно весёлыми попутчиками и умными собеседниками. И оба весьма неплохо горворили, как на арабском языке, так и на языке персов, хотя, как со временем выяснил Никита, оба учились в школе, что находилась в самом, что ни на есть захолустье (ну, именно так представлял себе безбрежные лесные просторы на Каме-реке молодой купец). Однако знаний у них было как бы ни больше, чем у него самого, обучавшегося
Древний Дербент - эту былую жемчужину региона - прошли без остановки. Как пояснили новые знакомцы, нынче город не радовал своими базарами, да и гавань у него была не такая удобная, как в Баку, а ещё и пошлину с купцов дербентцы стали драть уж слишком завышенную. А купцу-то ведь выгода важнее, оттого-то в последнее время кораблей в Дербент заходить стало всё меньше и меньше.
Вот и русский караван спустился дальше к югу, туда, где в устье реки Низабат выросла удобная пристань, получившая название Низовая. Здесь основная часть купцов покинула корабли и, выгрузив товары, занялась организацией вьючного каравана в Шемаху - столицу Ширвана и главный центр персидской торговли в каспийском регионе, издавна славящийся своим шелководством. Тонкий ширванский шёлк шёл в основном на экспорт: в Индию, в Турцию и в Италию, а уже оттуда и по всей Европе. Венецианские купцы покупали его у османских торговцев с большой накруткой, и всё равно он не залёживался на складах. А кроме шёлка на шемаханских рынках можно было купить пряности (тот же перец, имбирь, мускатный орех, гвоздику), ткани, экзотические овощи и фрукты, а также жемчуг и драгоценные камни. Из Шемахи шли дороги в разные концы света: на запад через Гянджу в грузинские земли, на север в Дербент, на восток в Баку и на юг в Ардебиль, по которым и съезжались в неё купцы из Индии, среднеазиатских ханств, Картли и Кахетии, а в годы мира и из Турции. Оттого большинству русских купцов шемаханских базаров вполне хватало для хорошей торговли, а вот Никиту княжеское поручение и жажда познаний вела дальше, в полунезависимый от шаха Гилян. Причём не он один собирался посетить южный берег Каспийского моря. Целых четыре одномачтовых бусы ушли из Низовой, сбившись в единый небольшой караван. И две недели качались на морском просторе, прежде чем не разглядели в утреннем тумане лесистый берег.
Всё же, что ни говори, а Гилян был особым уголком в жаркой Персии. С одной стороны, его омывало Каспийское море, в мае казавшееся для персов холодным и неприютным, а с другой ограждал Эльбурс, мощный горный хребет от Кавказа до Средней Азии, подножья которого были покрыты густыми лесами. Порождены эти леса были близостью моря, испарения которого так и оставались в этом углу, не способные перевалить за горы, и вынужденно изливались на землю обильными дождями. А большая лишь по местным меркам Белая река, стекая с гор, образовывала на равнине непропорционально огромную дельту, в которой и была сосредоточена вся жизнь Гиляна из-за плодородия местных земель, которым не грозили засухи.
Властью на равнинах Гиляна обладала династия Бадуспанидов, слабая и тусклая, но долговечная, ибо правила тут уже без малого тысячу лет. Впрочем, до введения в этих местах производства шелка Гилян был бедной, и оттого мало кому нужной провинцией. Постоянных торговых путей, связывающих его с Персией, не существовало. И между странами велась лишь небольшая торговля копченой рыбой да изделиями из дерева. Так что город Казвин изначально создавался не торговым центром, а городом-крепостью против банд мародерствующих горцев. Но потом всё изменилось в одночасье! Кто первым привёз в благодатные места Гиляна шелкопряда не помнили даже старики, что сейчас смотрели на приближающиеся русские бусы, хотя это случилось меньше века назад. Но с той поры Гилян из бедной провинции быстро превратился в крупного производителя шёлка, и тут же попал под пристальный взгляд соседей. И аннексия Сефевидов и была по большей части мотивирована тем потоком доходов, что стала давать гилянцам торговля шёлком. Потому что она была наиболее важным источником торговых доходов для казны шаха, получавшей от продаж значительную часть выручки. Так что Гилян, состоявший в тот момент из двух княжеств по разные стороны Белой реки Сефидруд - правобережный Биян-пиш с центром в Лахиджане и левобережный Биян-пас с центром в Реште, едва персы взяли горную крепость Рудхан, предпочёл войти в державу Сефевидов, как вассал шаха, а не как покорённая силой оружия провинция.
Городок Решт, в русском произношении уже превратившийся в Рящ, был своеобразным центром левобережья Гиляна и этакий противовес к древней столице - Лахиджану. Городок был довольно древним, появившись на свет как небольшое укрепление в болотах меж речками Зарьюб и Гохар для защиты местных жителей. От моря, с которого чаще всего и приходила опасность, он был отделён десятками вёрст, так что внезапно напасть на него морские разбойники не могли. Однако время шло и городок стал постепенно расти, превращаясь в торговый город деревянных лачуг, узких кривых улочек и каменных караван-сараев. У него
Вот сюда-то и пришёл небольшой караван русских купцов в надежде обрести новый рынок. И Гилян не подвёл их ожиданий.
Здесь, как и по всей Персии, большим спросом пользовались кольчуги, что могли выдержать удар стрелы, а также изделия из хорошего металла. Хорошо брали кожу и кожевенные изделия, европейские сукна и моржовую кость, стекло и писчую бумагу. А платили за всё шёлковыми тканями и шёлком-сырцом, булатными саблями от очень дорогих, с тонкой отделкой, до более-менее приемлемых, которые на Руси уйдут рубля за четыре-пять, пряностями и драгоценными камнями. Продавали тут и рис, который выращивали сами же гилянцы. В общем, у Никиты глаза разбегались от обилия выбора. Так что расторговался он довольно быстро и весьма прибыльно. И только отбытие молодых товарищей, что помогли ему разобраться в тонкостях местной торговли, да послужили переводчиками (хотя язык местных и был особенным, но персидским тут владели многие), вызывало у него определённую грусть. Но у каждого свои пути-дороги. Сёмка и Ковердяй, осмотревшись в Реште, готовились совершить с одним из ближайших караванов поездку в Казвин, а оттуда, коли повезёт, и до самого Гурмыза (как именовали на Руси Ормуз) добраться собирались. Ох и придётся ребятам поскитаться по чужбине, прежде чем вернутся они в родные просторы. Никита бы так не смог. Для него и полгода - срок! Так что уплывал он из Решта уже без попутчиков, отчего и дорога показалась в разы длиннее. А потом был Гостинный двор в устье Волги, перегрузка всего купленного с морских бус на речные струги и долгий путь домой вверх по реке. Ход на вёслах и под бечевой, нападения разбойников, бессонные ночи и тяжкий труд по перегрузке товара с крепко севшего на мель струга и обратно. Нелёгким выдался для молодого купца поход, но когда продал он всё купленное в Персии без остатка, то понял, что и в следующий год пойдёт он опять в те края, и впоследующий. Ибо доля купца такая: терпеть невзгоды ради хорошего прибытка. Да и хотелось встретиться да узнать, как там два друга-баламута, выжили ли, вернулись ли из своего похода...
*****
Удачные походы против грозных казахов, что всего несколько лет назад силой выгнали ногаев из их кочевий в Дешт-и-Кипчак, не только усилили позиции Саид-Ахмеда среди беков и мирз, но и значительно укрепили его собственную веру в себя. Если до того он лишь изредка ввязывался в борьбу за ногайское бийство, то теперь, почувствовав вкус власти и побед, готов был бросить вызов любому, кто посмел бы оттеснить его от войска и власти. И всё же, возлежа на мягком, накрытом шелковым покрывалом ложе, он часто думал: а правильно ли он поступает, собирая войска против Агиш-бия и потомка Чингиза? В конце концов, единый хан позволил бы положить конец многолетней замятне и вернуть Орде былое величие времён великого Идигу и его сыновей.
Осторожно сняв со своей груди тонкую руку спящей наложницы, бей поднялся с ложа и вышел во двор, взмахом руки успокоив разом насторожившуюся стражу. Верные нукеры, они охраняли ночной покой Саид-Ахмеда, защищая его от рук ночных убийц. Увы, но тайно прирезать противника в постели вместо честного, грудь на грудь, поединка давно перестало быть для ордынцев чем-то непотребным. Как и война друг с другом, хотя Пророк и велел вести священную войну против неверных, а не славящих аллаха. Но видно что-то сильно изменилось под звёздами, что сейчас ярко сияли над его головой, и потомки потрясателей мира теперь с большим упоением резали друг друга.
А в Сарайчике давно царила ночь, когда дневной жар сменялся легкой прохладою, давая отдых от нестерпимого зноя всему живому. Над излучистой серебряной лентой Джаика поднимался невесомый туманный полог, а в его водах, словно в зеркале, отражалась красавица луна.
В такие часы хотелось думать о чём-то возвышенном, а не о войне и крови, но, увы, он был не простой кочевник, беспечно гоняющий стада по степи, и ему некогда было наслаждаться красотами, что дарует человеку природа. И вопрос правильности собственного выбора был для него более важен, чем вид сияющей луны на тёмном небосводе.
Так прав он или неправ? Орде поневоле нужен единый правитель, и тут уже без разницы, кто это будет - выборный бий или чистокровный хан. И если бы не Агиш, он бы, скорей всего, принял служение Чингизиду, но два барса не уживаются в одной норе! Агишу будет мало должности беклярбека. А разве уже не было такого под лунным светом, что иные мурзы правили за спиной своих ханов? Великий Тимур или неудачник Мамай - разве мало их примера для подражания? Но для подлинной власти над Ордой Агишу всегда будут мешать сыновья Мусы, то есть он, Саид-Ахмед и его брат Мамай. К тому же, предавший раз, предаст снова, а Агиш предавал не раз и многих, и верить его словам Саид-Ахмед не стал бы ни при каких обстоятельствах. А вот в то, что Агиш при любой возможности поспешит напакостить, рассорить его людей, перекупить падких на золото, вот в это он верил. И отсюда вытекало, что если он, Саид-Ахмед не желает быть прирезанным однажды на каком-нибудь мероприятии в ставке хана, то ему с Агишем никак не по пути.