Князь Барбашин 3
Шрифт:
Вдохнув полной грудью прохладный ночной воздух, бей молчаливо рассмеялся своим мыслям и в довольном расположении духа вернулся в дом. Он, как и великий Тимур не любил города, но в столице жил всё же не в юрте, а в мраморном с желтыми прожилками дворце, выстроенном здесь когда-то Ильбани-ханом.
Придя к решению, Саид-Ахмед, не теряя времени, начал готовиться к походу. Основную ставку он делал на внезапность удара, а потому считал особенно важным, чтобы в степи как можно дольше не догадывались о нависшей угрозе. Хорошо зная, что у Агиша есть среди его людей осведомители (как
К началу июля сборы были закончены, и под рукой бея имелось теперь три неполных тумена отборного и хорошо снабженного войска. Всё, что ему оставалось - это пересечь степь и обрушиться на полки Агиш-бия. Что же делать с Хаджи-Тарханом он собирался подумать потом.
Но первыми к стольному городу прибыли не Агиш или Саид, а бей Мамай с царевичем Ислям-Гиреем. Поход выдался не из лёгких. В душном зное, среди клубов пыли конные орды двигались на восток. Ржали кони, скрипели арбы, толпы исхудалых рабов рвали жилы, помогая волам тащить через степь взятые Ислям-Гиреем для осады города пушки.
Орда, изнывая от жары, медленно тянулась по безмолвному шляху от колодца до колодца, пока впереди не заблестели широкие воды Итиля. Радости людей при виде величавой реки не было предела, радовались все: и воины, уставшие пить из бурдюков тёплую, а подчас и протухшую воду, и рабы, в предвкушении долгожданного отдыха. И только вожди похода хранили на лице хмурую задумчивость. Перейти степь, конечно, немалое дело, но впереди их ждала долгая осада и сражения. О том, что Агиш-бий тоже нацелился на Хаджи-Тархан, они были уже осведомлены и теперь ежедневно высылали далеко в степь легкоконные отряды разведчиков, которые должны были упредить их о подходе чужого войска.
Ведя коней в поводу, ордынцы спускались к прохладному плесу купать и поить коней. Не забывали обиходить и себя.
К вечеру людей стали донимать комары, которых отгонял лишь дым костров, разведённых для готовки густой похлёбки. Её сытый запах, разнесшийся над побережьем, заставил утробно заурчать животы основательно изголодавшихся за переход воинов. А потом сытый и усталый лагерь погрузился в сон, и лишь оставшиеся на страже воины да молодецкий храп нарушали опустившуюся на землю ночную тишь.
Орда простояла на берегу Волги почти двое суток, приходя в себя. И лишь потом неудержимым потоком тронулась в сторону древнего Хаджи-Тархана.
Город открылся взору издали. Крепкий свежий ветер гулял на речном просторе. С пронзительным криком кружились над водой чайки. А на высоком бугре, что поднялся к небу у речного берега, блестела в солнечных лучах лазурь минаретов, виднелись глинобитные строения да тянулись к небу дымки многочисленных очагов.
– Урусуты не пожалели дерева, оберегая покой Хусейна, - усмехнулся Ислям-Гирей, рассматривая довольно-таки крепкие стены портового города.
– Когда воины хана были тут в последний раз, стена была куда меньше.
– Они не только городу стены обновили,
– Трудно будет выкурить их оттуда.
– Ничего, аллах поможет своим воинам, - уверенно молвил царевич.
– А сухое дерево хорошо горит.
– Да сбудутся твои слова, Ислям, но, мне кажется, или к нам кто-то спешит?
Царевич тут же отвернулся от бия и вгляделся в слепящуюю ярким солнечным светом даль. Действительно от города к столпившимся воинам спешил какой-то человечек, размахивая белой тряпицей. Ордынцы, остановив коней, молча ждали его подхода, не проявляя враждебности, хотя кое-кто и накинул тетиву на рога лука. И вскоре человечек в довольно богатом халате предстал перед взором Ислям-Гирея и Мамая.
– Да будут благословенны твои годы, царевич, - низко поклонился он.
– Чобан-Гирей, славный защитник Хаджи-Тархана, спрашивает тебя: зачем явился ты под стены города с войском? Разве крымский престол менее прельщает тебя?
– Дерзкие речи ведёшь, посланник, - слегка раскосые глаза Исляма опасно сузились.
– И за меньшее лишали голов.
– Смерть - конец пути всего живущего, - смиренно произнёс гость.
– Страшиться её стоит, но избежать нельзя. Однако всем в подлунном мире известно, что Гиреи чтят заветы предков и не убивают послов. Ведь я всего лишь уста моего господина и говорю лишь то, что он вложил в меня.
– Передай Чобану, что я хочу говорить с ним напрямую, - вновь усмехнулся Ислям.
– Вон хороший островок. И не город и не стан моего войска. Пусть завтра приплывёт туда с десятком охраны. Я возьму столько же, и мы потолкуем обо всё, что его так заинтересовало.
– Слушаюсь и повинуюсь, царевич, да будут дни твои бесконечны, как бесконечно число звёзд на небе, - поклонившись до земли, посланник поспешил покинуть ставку вождей похода.
– Боюсь, Чобан-Гирей сам восхотел стать хаджи-тарханским ханом, - задумчиво произнёс Мамай.
– И тебе это не по нутру, бей, - понятливо покивал головой царевич.
– Думаешь, не сможешь с ним сговориться?
– Лишь бы он не сговорился с Агишем, - зло зыркнул взглядом Мамай.
– Вот завтра мы и узнаем обо всём, - успокаивающе похлопал себя по ляжке присевший на седло, положенное на землю, Ислям.
На следующий день маленький безымянный островок, один из тысяч в дельте великой реки, превратился в место, где творится история. Здесь слуги Ислям-Гирея разбили большую юрту и расстелили дастархан, возле которого и сошлись два опальных в родных пенатах царевича.
Им подали различное мясо: жаренное на костре, вяленое и соленое, к которому в дорогих фарфоровых чашках поднесли соленый мясной отвар. Сдобренную пряностями ришту дополняли тонкие колбасы и прохладный кумыс. А на сладкое предлагались вяленая дыня и сушеные персики.
Вот только разговор царевичей не клеился. И всё из-за того, что Чобан-Гирей и вправду задумал стать хажди-тарханским ханом. Он даже попытался совершить в городе переворот, но проклятый урусутский посол сумел вовремя сбежать, прихватив с собой и младенца Махмуда. И вот теперь Ислям-Гирей требовал себе престол, а Чобан-Гирей помощь в штурме русского двора, где укрылись посол с сыном Хусейна.