Князь Игорь. Витязи червлёных щитов
Шрифт:
После бегства ковуев половцы быстро рассекли русское войско надвое. Всеволода теснили к большому озеру, надеясь добить его дружины там.
А Владимира, Святослава и Рагуила, воины которых совсем изнемогли от жажды и усталости, припирали к крутым берегам Каялы. Возле озера гибли под саблями и окружённые ковуи. Недалеко же им удалось убежать! Две или три сотни бросились вплавь, пытаясь достичь противоположного берега, но измученные, едва живые кони, напившись воды без меры, быстро потонули, затянув за собой и всадников.
– Боже, что делается!
–
– Всё пропало! Всё погибло!
Половцы наседали на русичей, как саранча, и расстреливали их из луков. Воины падали один за другим, устилая землю трупами. Те, кто прорвался до Каялы, с высоких круч видели внизу воду, но напиться не могли - речка протекала в глубоком ущелье. Отдельных смельчаков, которые спускались вниз, поражали стрелы половцев, стоявших на противоположном склоне.
К полудню с этими полками было покончено. Полонённых половцы связывали, тяжело раненных добивали, а с мёртвых сдирали оружие, одежду, обувь.
Держался ещё Всеволод со своими трубчевцами и курянами. Игорь хорошо видел, как он прорубался сквозь половецкий заслон к Каяле, перешёл её, ринулся к озеру, голубеющему вдали, и там, идя вдоль берега, отбивался от врага.
Часть его воинов пустилась вплавь, как и ковуи, к другому берегу, но и они не доплыли и до середины - утонули вместе с конями.
Долго блестел на солнце шлем Всеволода. Игорь видел, с какой яростью отбивался его единственный любимый брат от степняков, как он безумствовал в бою, рубя врагов своим тяжёлым мечом, как таяла горстка его удалых витязей, и с ужасом понял, что и Всеволода не обойдёт злая судьба.
Вот переломился в его руке меч. Кто-то подал ему копье, и молодой князь пронзил им грудь нападавшего на него половца, занёсшего над его головой саблю…
«Брат мой, храбрый буй-тур Всеволод!
– мысленно воскликнул Игорь.
– Прости меня, что завёл тебя сюда на погибель… Боже, пошли мне смерть, чтобы не видеть, как упадёт мой брат! Ибо я во всем виновен! Я! Великий грешник! Теперь вспоминаю я грехи свои перед Господом Богом моим, как много убийств содеял я и крови пролил в земле христианской! Это же я не пощадил христиан, взяв на щит город Глебов возле Переяславля… И за это несу кару от Господа Бога моего!… Где ныне любимый брат мой? Где ныне брата моего сын? Где чадо моё? Где бояре мои думные? Где мужи хоробрые? Где полки мои? Где кони и зброя многоценная?… Не за это ли всё Господь отдал меня, связанного, в руки поганинам? И воздал мне Господь за беззаконие моё и за злость мою! И пали сегодня грехи мои на голову мою! На войско моё… Недостоин я теперь жить!…»
Он ударил здоровой рукой себя в грудь и, чтобы никто не заметил слез на его глазах, опустил голову. А когда поднял, то не увидел уже ни брата Всеволода, ни его славных витязей, ни червлёных щитов, ни пёстрых русских стягов… Ничего!
Затих над Половецкой степью шум боя, который продолжался беспрерывно субботу, ночь на воскресенье и воскресенье до полудня. Затихли звон мечей, грохот щитов, треск копий и топот копыт.
– Зачем я остался в живых?
– прошептал Игорь.
– Почему меня не сразила острая сабля или половецкая стрела?…
Подъехал с ханами Кончак. Сидел на коне прямо, гордо приосанясь. В черных блестящих глазах нескрываемая радость. Радость победы.
– Вот мы и встретились, Игорь! И я тебе не завидую!
– сказал надменно.
– Ты хотел завоевать Половецкую степь, а стал невольником, рабом простого кочевника Чилбука! Ой-бой… Что теперь скажешь?
Игорь молчал. Глаза его погасли, щеки - мертвенно бледны.
Кончак обратился к ханам.
– А кто полонил князя Всеволода?
– Роман Кзыч, сын хана Кзы, великий хан, - ответил кто-то.
– А князя Владимира?
– Копти, из рода Улашевичей!
– А Святослава Ольговича?
– Ельдечук из рода Бурчевичей!
– Значит, в наших руках все князья до единого! Что же нам с ними делать, ханы? Предадим смерти, продадим в неволю или выкуп назначим?
– Выкуп! Выкуп!
– закричали ханы.
– Да такой, чтобы вся Русь застонала! Чтобы князья запродали не только табуны свои, не только поля и леса, не только смердов и холопов своих, но и детей и жён своих!
– Ты слышишь, Игорь?
– снова обратился к северскому князю Кончак.
– Мы даруем тебе и всем князьям, воеводам, боярам, и твоим дружинникам и воинам жизнь! Но за это платить нужно!
Игорь поднял голову.
– Сколько? Прежде всего скажи - сколько за воинов?
– За воинов? Это просто: у вас на Руси много наших людей; у нас - ваших. Так обменяем воина на воина!…
– За бояр, воевод?
– По сто да по двести гривен - кто чего стоит!
– За князей?
– По тысяче гривен!
– А за меня?
Кончак заколебался.
– Две тысячи гривен!
– выкрикнул Кза.
– Две тысячи! Две тысячи!
– поддержали другие ханы.
Игорь скривил в горькой улыбке рот.
– Всё моё княжество столько не наскребёт!
– Наскребёт! Достанет! Или погибнешь в неволе! Как хан Кобяк в Киеве!
– со злостью кинул Кза.
– Меня взял в полон Чилбук из рода Тарголовичей. Что он скажет? Какой выкуп хочет он получить за меня?
– спросил Игорь.
– Чилбуку будет за это награда, а в полоне ты у меня, Игорь!
– пояснил Кончак.
Видя, что его добыча ускользает у него из рук, Чилбук протиснулся через толпу вперёд и, кланяясь, слёзно взмолился:
– Как же, великий хан… Великий хан… Правда…
Кончак перебил его:
– Я беру князя Игоря на поруки, Чилбук! Он ранен и нуждается в лечении и уходе, который ты не сможешь ему дать, А князь, как видишь, стоит дорого! Он будет жить у меня, так как принадлежит не только тебе, а всей Степи половецкой! А взамен получишь вдвое больше, чем получит самый лучший наш воин! Тее! Тее!