Князь Лавин
Шрифт:
Пытаясь трясущимися пальцами вновь нащупать рукоять, он услышал, как Дордже Ранг говорит:
– Счастлив твой бог, угэрчи. Не всякому доводится живым избавиться от гуля-цлэ.
– От кого?
– От гуля-цлэ, иначе – от гуля-личинки, – невозмутимо пояснил жрец, – Обычно они довершают начатое.
– И… что происходит? – Илуге постарался, чтобы его голос звучал ровно.
– Скорее всего, к завтрашнему вечеру степным войском командовал бы уже… кто-то другой… – мягко ответил жрец, – Кто-то, с твоим лицом и телом, но с разумом змеи, жадностью гиены и плодовитостью кладбищенского
Илуге передернуло. Он представил себе горящее радостью лицо Яниры…и белесые щупальца, тянущиеся к ней.
– Это…я…эта тварь пришла ко мне…через Хаммана? – спросил он, стараясь не глядеть в потрясенные лица свох людей.
– Человека по имени Хамман больше нет. Оплачьте его, – сказала Элира, ни к кому в отдельности не обращаясь, – И кто знает, скольких в ближайшие дни еще предстоит оплакать…
Ночью он не мог спать вовсе, несмотря на все уверения Дордже Ранга, несмотря на расслабляющую ванну с лепестками роз и ласки Яниры. Илуге провел ночь в кресле с бронзовыми ручками, охраняя ее сон и поминутно содрогаясь в фантомном ощущении, что его снова касается невесомая смерть, и борясь с желанием вскочить и стряхивать с себя это невидимое нечто. С потолка ему улыбалась Исмет Тишайшая, и Илуге хотелось выть в голос от понимания того, какое удовольствие ей доставляет бессильный, беспричинный, животный ужас, захлестывающий его.
К утру к него болело все тело, и ушат холодной воды, который он вылил на себя, спас положение ненадолго. Но рассвет наступил, и Илуге не мог позволить своим воинам увидеть себя вжавшимся в угол, словно затравленного зверя. Он – угэрчи. Если он позволит им увидеть свой страх сейчас, разве потом он сможет требовать от них храбрости?
Илуге постарался, чтобы утренний куаньлинский церемониал разбирания бумаг и прошений проходил как обычно. Как ни странно, эти монотонные дела, эти ничего не подозревающие лица отвлекли его достаточно, чтобы самому захотеть переговорить с Дордже Рангом о случившемся. Вечером. Или завтра. Когда он сможет говорить об этом спокойно.
Он уже почти закончил прием, когда в зал вошли Джурджаган и Ли Чи. Читать по лицу куаньлина Илуге еще не научился, но вертикальная складка, прорезавшая переносье и углубившиеся морщины у губ говорили ему, что что-то случилось. Он поднялся навстречу, вглядываясь в неласковые, глубоко посаженные глаза под кустистыми рыжими бровями.
Куаньлинская армия?
– Что случилось? – мысли метались, словно стая потревоженных птиц.
– Беда, угэрчи, – хрипло выговорил Джурджаган, отводя глаза, – На северные земли, неподалеку от Йи, напали.
– Кто напал?
Это не может быть куаньлинская армия – Илуге знал, что для этого они должны были сначала объявиться на равнинах Шамдо. Незамеченный прежде отряд – остатки разбитых защитников Шамдо, которым удалось уйти от Эрулена?
– Джунгары, – выдавил Джурджаган, – Мои люди, оставленные в Йи, узнали их. Это Баргузен, угэрчи. И Чиркен с ними.
Илуге медленно опустился в кресло. Потер переносицу, стараясь
– Что…они сделали? – наконец, спросил он
– Выжгли и разграбили два поселения, перебив всех жителей. Награбленное забрали. Теперь они, должно быть, возвращаются.
Ли Чи, не понимая смысла ведущегося на языке джунгаров разговора, озабоченно переводил глаза с одного мрачного лица на другое.
– Мы должны…догнать их, – процедил Илуге, чувствуя, что вот-вот сорвется на крик.
– Угэрчи, – в голосе Джурджагана он уловил несвойственную ему нерешительность, – Чиркен – мой хан. Нападавшие – джунгары.
– Военные действия ведет военный вождь, – они смотрели друг другу в глаза, одновременно понимая, что все это означает.
– Мы должны попытаться…уговорить их, – Илуге уже понимал, что не может послать Джурджагана. Чиркен ведь может приказать ему вернуться, чего тот, – да и Илуге! – явно не хочет. Да, придется ехать самому, встречаться с Баргузеном…- Я поеду сам.
– Пусть Эрлик заберет этого заносчивого ублюдка! – в сердцах выругался Джурджаган.
– Чиркену тоже захотелось славы, – вздохнул Илуге.
Они снова понимающе переглянулись.
– Сколько их?
– Сотни две. Немного, – Джурджаган немного посветлел после того, как Илуге дал понять, что не отправит в погоню его, – Этот набег явно задуман Баргузеном, который знает, что куаньлинов в этих землях опасаться нечего.
– Придется ехать самому, – повторил Илуге. Ехать не хотелось. Очень не хотелось, особенно сейчас. Одна надежда – произошедшее, судя по всему, жреца тоже озадачило всерьез, по крайней мере он обещал Илуге и его войску защиту. Защиту от гулей – но уж никак не от человеческой глупости!
Джурджаган быстро и со знанием дела отобрал ему людей – три сотни воинов из уваров, охоритов, косхов и кхонгов. Джунгаров брать не стал бы и Илуге – к чему подвергать их необходимости нелегкого выбора, если такое случится?
Никому из них Илуге не сказал ничего, кроме того, что на границе появился неизвестный отряд и грабителей следует настичь. Воины, так же как и сам Илуге не слишком уютно чувствовавшие себя в городских стенах, собрались быстро: солнце едва покатилось на закат, когда они выехали за ворота. Илуге не стал никому ничего говорить, ни с кем прощаться. В конце концов, это же джунгары. Дело на пару дней. Неприятное, но короткое, – если Чиркену окончательно не изменил рассудок.
Отдохнувшие и сытые кони легко несли их по дорогам – великому изобретению куаньлинов.
Только одно приносило облегчение – что можно на время отодвинуть другую, намного более страшную проблему, которая медленно, словно огромный древний великан, вставала перед ним со всей отчетливостью.
Что ты будешь делать, если вместо куаньлинов противостоять тебе будет армия гулей? Невидимый, неубиваемый ужас, готовый прийти в обличье друга,матери, любимой?
Следы джунгарского отряда было найти легко: они оставили после себя разграбленное пепелище и трупы, отвратительно смердевшие на летней жаре. Запах тления снова напомнил ему о Шамдо, вонзился в грудь новой волной воспоминаний.