Князь Олег
Шрифт:
Бэрин кивнул.
— А Олаф знает? — напряженно спросил пасечник и поинтересовался: — А нам к чему готовиться?
Подошедший с северной стороны к обрядовой поляне дозорный русич пытался прорваться через хоровод, чтобы донести важную весть варяжскому князю. Когда дозорный достиг Олафа и его окружения, береста грозила превратиться в лохмотья, ибо симпатичного парня то тут, то там пытались завлечь в хоровод и постоянно тянули за кушак, которым была подпоясана его длинно-полая рубаха.
Олаф нахмурился, поняв, в чем дело.
— Случайно удалось во время русального праздника словен раздобыть эту бересту у одного из посланников Власко, — пояснил дозорный и подал
Олаф соединил обрывки бересты и вгляделся в знаки, начертанные на ее гладкой стороне. Знаков было несколько, и начертаны они были группами, каждая из которых представляла самостоятельную весть.
— Целое послание! Тайнопись, как во времена Цезаря! — усмехнулся Олаф, пытаясь вникнуть в содержание бересты.
Вглядевшись в первую группу знаков, изображающих круг, затем лук с вонзенной в дерево стрелой, Олаф начал расшифровывать тайнопись главы Гостомыслова городища…
— Ведаю, вести от Власко с требованием дать бой пришельцам варягам-русичам обошли все северные окраинные города словен, — сказал Олаф без задора, которого вправе были ожидать его гридни, собравшиеся на военный совет по зову своего предводителя. — На дворе вресень [12] , но мы ждали горячих дел от Гостомыслова городища все лето. Каждый день мы принимаем вести от своих дозорных и дозорных наших соплеменников, сидящих в окружных крепостях словенских земель, — продолжал Олаф. — А печется Власко только о создании своего войска. То, что есть у него, того мало, чтобы достойно сразиться с нами, а сразиться он хочет на равных.
12
Вресень — сентябрь.
— Надо напасть первыми на Власко и отбить у него охоту испытывать на крепость нашу секиру, — вспылил молодой друг Олафа, Стемир.
Опытные гридни усмехнулись в ответ на задор юности и приготовились услышать ответ князя.
— Новгородцы заплатили затребованные нами триста гривен вперед. Не должно обнажать меч против среброимцев. — И, помолчав, Олаф продолжил: — Есть весть, что на днях прибывает большой торговый караван из Плескова, или, как его покороче кличут, Пскова.
— Ты хочешь сказать, что товара в нем будет на бисерный вес, а все остальное — ратная сила? — предположил Гюрги.
— Да! — живо отозвался Олаф. — Мы должны быть готовы к бою в любое время! — воскликнул он и каждому напомнил о его месте в минуту опасности.
Гридни умели подчиняться воле своего предводителя: ежели хочешь выжить в чужой земле, то никогда не сей семена раздора среди своих соплеменников. А Олаф, когда дело требовало собранности духа, надо отдать ему должное, всегда умел подчинить себя единому помыслу.
— Ты ничего не хочешь сказать мне на прощание? — глухо спросила Радомировна, недобрая, как наступившее хмурое утро.
— Вот выгоню варязей — поговорим, — так же глухо и жестко ответил ей Власко, расправляя на могучих плечах тяжелый плащ, сотканный любимой женщиной, и гордясь ее искусной работой. Ему осталось надеть только кольчугу.
Радомировна вздохнула, понимая, что все слова излишни. И сколько бы она ни ругала себя за живущий в ней чужой, скрипучий стон гордыни, требующий от нее неимоверного напряжения сил и постоянного напряжения дум, она каждый раз вновь и вновь выполняла его волю, хотя через мгновение готова была раз и навсегда отречься от мести.
Вот сейчас дворовый возьмет мешок, спрячет в него
Власко притянул ее к себе, внимательно вгляделся в тревожные очи и, осторожно поцеловав в глаза и губы, тихо проговорил:
— Да поможет нам в этом деле Радогост! Пусть Лель отогреет твою душу: будь уверена, я отомщу им за него!
Радомировна задрожала. Да, он нашел те слова, от которых она покачнулась, как молоденький каштан у нее под окном в Любече. Ну, отрешись же от злобы, Радомировна, подари на дорогу любимому незабудку! Не то будет поздно!
Власко подождал еще немного, улыбнулся своим думам, попробовал задорно кивнуть ненаглядной, а получилось не очень, и он решительно кликнул Вадимовичей: пора на торговые ряды, псковичей встренуть надо бы!
Эту по весне заболоченную равнину, примыкавшую к совиному лесу, разросшемуся сразу за Неревским концом Новгорода, Власко выбрал для боя с варягами не сразу. Поначалу, опьяненный злобной надеждой немедленно расправиться с варягами или выгнать их вон, Власко решил, что биться будет с проклятыми пришельцами прямо в их городище. Но неделю назад пришла сестра с младенцем на руках и, показав племянника, ненароком обмолвилась, что первая, с сыном на руках, выйдет навстречу войску Власко и встанет прямо перед конем родного брата. Гостомыслица-Гюргина снова пыталась отговорить брата от кровавой сечи с варягами, но поняла, что сила зова Радомировны крепче, чем ее мольба. Сестра ушла ни с чем, но Власко все же передумал нападать на Рюриково городище, ибо под меч могут попасть женщины и дети, а такую славу он не хотел иметь. Объехав земли, примыкавшие к городу, он решил, что совиная равнинка, или болонья сов и речных крачек, к осени совсем высохнет и будет самым подходящим местом для битвы с русичами. «Расшугаем тут всех лягушек, камышниц и сов», — пробормотал тогда Власко и искоса оглядел своего молчаливого спутника.
Сын Мстислава, Пределавин, златокудрый высокий силач, молча кивнул Власко, но говорить ни о чем не стал. Он ходил по полю крупными шагами, словно отмеряя и выбирая себе место битвы с силачом варягом, как вдруг услышал свиристель сверчка. «Ты кого предупреждаешь о смерти, сверчишка?» — недовольно подумал Предславин и, качнув головой, прошептал:
— Не может быть, чтоб я! Он здесь сдохнет! — заверил себя силач и спросил у Власко: — А с кем из варяжских силачей я биться буду?
— Это Олаф держит пока в тайне! — ответил Власко и оглядел массивную фигуру знаменитого словенского богатыря. Предславин, сказывают, уже так натренировал свои руки и пальцы, что одним рывком сдирал шкуру с бегущего быка. А у варязей кто такой хваткой похвастаться может?