Князь Рюрик
Шрифт:
Уто приблизился к ней, взял за руку, улыбаясь, смотрел ей в лицо.
— Здравствуй! Как ты поживала без меня?
Его лицо улыбалось, но лучился радостью только левый глаз, а правый безо всякого выражения смотрел на неё, и это её испугало.
— Хорошо жила, — чуть запинаясь, ответила она. — Как ты себя чувствуешь?
— Уже лучше. Были головные боли. Теперь прошли. Меня мечом по голове здорово огрели. Память потерял. Как в плен взяли, не помню.
У Ильвы по спине пробежал холодок. Ей стало мучительно жалко Уто, искреннего и мужественного парня. Она улыбнулась ему и пригласила в комнаты.
Уто не догадался, сев слева от Ильвы. Ей постоянно, как только поворачивалась к нему, виден был его пораненный правый глаз и текущая слеза. У неё пропал аппетит, стало мутить. Она пересилила себя, больше для вида отправляла в рот пищу, не чувствуя её вкуса. Он заметил перемену в её настроении, спросил:
— Что с тобой?
Она проглотила комок в горле. Ответила:
— Ничего. Кажется, косточка попала.
Он как-то странно посмотрел на неё, но ничего не сказал.
Веселье разрасталось. Заиграли менестрели, началось пение, пляски. Уто пригласил Ильву выйти на свежий воздух. Они пробрались сквозь толпу, по лестнице спустились в яблоневый сад. Висели наливные плоды, листья на деревьях утеряли свежесть, покрылись пылью, трава под ними была скошена, сквозь стерню выбивалась молодая поросль. В саду никого не было. Уто привлёк к себе Ильву и хотел поцеловать, но она непроизвольно отстранилась. До этого они несколько раз целовались, поэтому он удивлённо посмотрел на неё:
— В чём дело, Ильва? Ты не рада мне?
— Нет, что ты, Уто. Просто… просто отвыкла от тебя за это время.
— А я, наоборот, соскучился. Ты так похорошела! И в движениях появилась такая важность, плавность, даже величавость. И глаза стали другими.
— Выдумываешь всё, Уто.
— Не выдумываю. Я сразу заметил.
— Что ты мог заметить!
— Озорными были у тебя глаза, мальчишеские. А теперь глубокими стали, как в колодце вода. Глянешь в них — и утонуть можно.
— Скажешь тоже!
Ей стал тягостным их разговор, и она попросила:
— Пойдём во дворец.
— И не поцелуешь своего суженого? Ведь мы скоро станем супругами. Всего ничего осталось.
Ильва молчала потупившись. Он снова привлёк её к себе, поцеловал, отстранился. Ей хотелось вытереть обмусоленные губы, но она не шелохнулась.
Уто стоял молча, глядя куда-то вдаль. Ему явно не хотелось уходить, и он сказал, чтобы как-то продолжить разговор:
— Помню, как Рерик сражался с викингами вокруг твоего возка. А потом наступила темнота, как в пропасть провалился. Как дальше было?
При имени Рерика Ильва вздрогнула, поёжилась, будто от холода, ответила после некоторого молчания:
— Испугалась я очень, когда меня викинг за руку схватил. Думала, на лошадь к себе затянет и в полон увезёт. А тут Рерик подскочил, норманна срезал, меня на коня кинул, и мы поскакали…
— Викинги преследовали?
— Нет. Сначала никто за нами не гнался. Только потом на пути оказались трое. Рерик их одолел. Поодиночке.
— Хороший у меня друг. Верный и надёжный.
Ильва ничего не сказала. Её начинало морозить, она стала дрожать. Мысли путались.
— Где
— Кто? — не поняла Ильва.
— Мы про Рерика говорим…
— А-а-а… Он в Аахене остался.
Она зябко поёжилась. Уто спохватился:
— Вечер наступает. С моря холодком потянуло. Пойдём во дворец.
Проводив гостей, Ильва ушла в свою горенку. Щемило сердце, хотелось выплакаться, и она дала волю слезам. Не предполагала, что такой тяжёлой будет встреча с Уто… Она поняла, что не любит его и не может забыть Рерика. Он присутствовал всегда в её мыслях, он владел её сердцем, всеми её помыслами. Раньше она не признавалась себе самой, пыталась уверить себя в обратном. Но сейчас, после встречи и разговора с Уто, поняла, что не в состоянии притворяться, будто любит его. Она должна расстаться с ним и во что бы то ни стало соединить свою судьбу с Рериком.
От отца Ильва унаследовала стремление к ясности в жизни, чёткой расстановке в своих действиях, а также упорство и настойчивость. Поэтому она не ограничилась слезами, а стала прикидывать свои дальнейшие шаги. Подходить к матери с таким вопросом было бесполезно. Иулиания всегда с прохладцей относилась к дочери, всю душу отдавая сыновьям. К тому же её отличало непостоянство в поступках, которое всегда вызывало раздражение у Ильвы. Она сторонилась смелых действий, прибегая к словоговорению и прямому увиливанию от принятия решений. Надеяться на неё было нельзя никоим образом. Она может или осудить её, или ограничиться сочувствием, но потом всё равно откажется поддержать в трудную минуту.
Всю жизнь Ильву тянуло к отцу. Он казался ей надёжной и верной опорой. На него можно было положиться в трудную минуту, он никогда не выдавал и не обманывал даже в мелочах. Лишь бы заручиться его поддержкой. А вот в таком деле, какое она замыслила, понимания и содействия ей не получить. Если Готброд задумывал большое дело, свернуть его с намеченного пути было невозможно никакими уговорами. Десять лет назад он расставил всё по местам и целых десять лет жил мыслями породниться со своим боевым другом, кенигом Ходо. И теперь он не отступит ни в коем случае.
Подходить к нему с просьбой подобного рода было делом безнадёжным.
Нет, пожалуй, он отступит, если откажется от брака не она, а Уто. Тогда отцу деваться будет некуда. Значит, надо всё начинать со своего нареченного.
И когда через день к герцогу пришёл Уто, она не стала откладывать разговор в долгий ящик. Ильва пригласила его к себе в комнату, посадила перед собой и начала издалека подступать к основному вопросу.
— Уто, — положив пальчик на свои губы и задумчиво прохаживаясь перед ним, спрашивала она, — ты уверен, что любишь меня?
— Конечно, — озадаченно ответил он. — А что?
— Да вот ты говорил насчёт моих глубоких глаз…
— Ну-ну…
— И что я сильно изменилась…
— Может, не очень сильно, но перемена заметна.
— И не догадываешься, почему?
— Нет. Не задумывался.
Ах, какой недогадливый! Действительно не понимает, что хочет сказать она ему, или притворяется? Но как ей самой признаться в этом? Нет, не хватает сил честно всё рассказать. Вот если бы он сам выговорил такие тяжёлые слова. Но он молчит. Неужели ей самой придётся решиться?..