Князь Стародубский
Шрифт:
Сидел на коней и задумчиво смотрел на вал убитых людей и лошадей перед нашим строем. Дальше вал поменьше от первого залпа. Между ними многочисленные тела от второго. Снег стал красным.
Послышался гул от ударов тысячи копыт и из-за поворота вылетела плотная масса дружинников. И остановилась, запнувшись перед кучами изрубленных тел ополчения. Кучи шевелились и жутко выли. Война, блин. Но смотрели витязи не на погибшее ополчение. И не на такие же кучи тел врагов. Они смотрели на моих пехотинцев, которые еще стояли в строю.
Все время, пока собирались
— Все живы, — доложил Петр, — раненых тоже нет, только один вывихнул руку, когда на него наехал всадник. Кто был рядом отделались ушибами.
Из-за спин младшей дружины выехали братья, Юрий и Ярослав и направились ко мне, объезжая мертвые тела.
— Посчитали, сколько их? — Кивнул князь Юрий в сторону погибших врагов.
— Нет еще, только все закончилось. Даже погоня еще не вернулась.
— А твоих сколько легло? — Поинтересовался его брат.
— Ни одного.
Бровь Великого князя удивленно изогнулась.
— Раненых много?
— Один балбес вывихнул руку.
Братья переглянулись.
— Недавно из Биляра вернулись мои послы. — Начал он издалека. — Встречались с эмиром Ильхам-ханом. Тот наговорил много лестных слов в адрес одного русского князя. Ну наговорил и наговорил. Им сейчас туго, рады любой помощи. Но потом, на рынках они услышали уличных певцов, исполнявших сказ о великом русском князе, который спас Саксин и потом вместе с булгарами, гонял монголов по степи, уничтожая тысячами. Послы говорят, что пока не выбрались из Булгарии, везде слышали эту песню. Пели ее и купцы, и простые смерды, и даже воины. А это не слова политика и правителя. Это народная слава и она на пустом месте не возникает.
Дядя помолчал и продолжил:
— Я не верил, до сегодняшнего дня. Ты мне сам рассказывал про Саксин, как оно там было, да и разведка подтверждала твои слова. Но сегодня я увидел это. — Кивок в сторону убитых. — И ни одного погибшего с твоей стороны. Знаешь кого ты уничтожил?
— Может козельский полк?
— Нет. Вон лежит боярин Федор Семенович, а рядом боярин Афанасий Петрович. Я узнаю их доспехи. Оба были у меня, в сентябре, в Суздале, на съезде. В ближней свите Михаила Черниговского.
Твою же мать! Спасая себя и своих людей, я потоптался грязными сапогами по белой простыне «болшой рюсский политик». Никто не хотел крови. В сети я читал про этот поход. Один убитый за все время. Может быть, свернул шею по пьяни, на пиру, в честь заключения мира. Может были и эти сгинувшие ополченцы. Но кто и когда их считал? А тут пришел я и вырезал лучших воинов Юга, не потеряв ни одного своего. Мимоходом отмахнулся, блин.
Братья мрачно смотрели на меня и молчали. А
— Князь! — Ко мне подбежал пикинер, из переселенцев с Юга. — Там… Там… Там князь Черниговский лежит.
И показал на дальний вал. Я посмотрел на дядьев, они на меня. Все трое одновременно вздохнули и поехали смотреть.
Тело предполагаемого Черниговского князя лежало чуть в стороне от остальных. Доспехи выглядели просто, без украшений, но явно недешёвые. Зато одежда богатая. Рядом лежал труп красавца-коня, поводья так и остались в крепко сжатом кулаке мертвого человека. Умерли одновременно. Конь от болта в глаз, всадник от двух в грудь.
— Откинь ему волосы с лица, — Повелел Великий князь проводнику.
Тот подчинился.
— Это он. — Хрипло сказал Юрий Всеволодович, и прокашлялся очищая горло.
Потом повернулся ко мне и заметил:
— Моя жена никогда не простит тебе смерть любимого брата.
— Это война, — Заявил мальчишечий голос у нас за спинами.
Князь Александр, невесть откуда взявшийся, подъехал только что и услышал последние слова Великого князя.
— Скажи это своей тёте! — Зло бросил в ответ тот.
Я в это время сидел в седле и думал, что лишил Русь двух святых. Князя Михаила и его боярина Федора. А еще рядом сердито сопел третий, пока пацан совсем.
На этом война и закончилась. Войско разбило лагерь рядом с полем боя. Илья приволок девятерых пленных, сколько успели нагнать. Великий князь их тут же освободил и отправил в Козельск, к сыну Михаила, Ростиславу, вернее к его боярам, занимавшимся делами из-за малолетства княжича, с предложением перемирия и переговоров. Те, тут же согласились.
Меня сразу же отправили домой, чтобы не бередил своим видом рану черниговцам от потери князя. Да и хрен с ними! Свой долг я выполнил, пусть дальше без меня. В тот же день мы ушли обратно.
Тридцать выживших, не струсивших и не растерявшихся, ополченцев попросились в мое войско. Я озвучил условия, на что они немедленно и с радостью согласились. Велел им возвращаться по домам, забирать семьи, у кого были и перебираться в Стародуб. Для меня они были староваты, а вот для городского гарнизона — в самый раз. Хоть какой-то прибыток. А то ведь не дали толком обобрать проигравших. Даже лошадей отобрали и вернули Михайловичу. Ах! Какие были кони! Сказка!
Вернулись 18 апреля. Как ни торопились, а пришлось двое суток стоять на месте и переставлять возы с полозьев на колеса. Как в воду глядел. А потом тащились, со скоростью черепахи по раскисшим дорогам. Приехали измотанные, отощавшие и злые как черти. Немедленно конфисковал на одни сутки все бани в округе и отправил своих отмываться. А потом запер их в лагере, выкатил вина, велел нажраться по-быстрому, морды не бить, но выспаться до одурения. Сам сделал тоже самое.
Через два дня построил всех и выдал участникам похода небольшие серебряные образки на такой же цепочке. На одной стороне надпись Серенск, на другой святые Михаил и Федор.