Князь Святослав II

Поротников Виктор Петрович

–  Не знаю.

–  Эх, князья русские, отдали землю свою нехристям на поругание, а сами разбежались по норам, как серки!
– зло усмехнулась Гертруда.

Ярополк осуждающе посмотрел на мать.

–  Мы честно бились, - молвил он, - и не храбростью превзошли нас поганые, но множеством своим.

–  Киевская дружина дольше черноголовцев и переяславцев на месте стояла, - поддержал брата Мстислав.

Святополк помалкивал, сидя на стуле и глядя в пол. В этой битве он дважды был на волосок от смерти и то, что сумел ускакать на уставшем коне от наседавших половцев, считал вмешательством Господа.

–

 Да разве об вас речь, дети мои. В вашей доблести я никогда не сомневалась. У дядьев с отцом вашим единства нет, а без этого на врага выходить - пустое дело.

–  Отец обещал дяде Всеволоду пешую киевскую рать в подмогу привести, - сказал Ярополк, заглядывая матери в глаза.
– Я сам слышал.

–  Мы только за тем в Киев и вернулись, - вставил Мстислав, больше всех братьев жаждущих битвы.

Гертруда печально улыбнулась и расцеловала сыновей.

–  Ступайте спать, орлята!
– с нежностью проговорила она.

Княгиня проводила любящим взором старшего Мстислава и младшего Ярополка, стоя у окна, за которым шумел ливень. Уходя, сыновья пожелали матери «покойной ночи».

–  А ты что, спать не идешь?
– обратилась Гертруда к своему среднему, любимому сыну.
– Иди! Заждалась тебя твоя Эльжбета.

Святополк устало поднялся и направился к двери, даже не взглянув на мать.

–  Святополк!
– негромко окликнула его Гертруда.
– Что с тобой? Я не узнаю тебя!

Княжич тряхнул головой, словно отгоняя дурман, и с виноватым видом приблизился к матери.

–  Ты не болен?
– забеспокоилась Гертруда.
– Какой-то ты бледный.

Святополк пробурчал в ответ что-то невразумительное, торопливо поцеловал мать и ушел.

Гертруда осталась одна. В который раз княгиня пожалела о том, что не родилась мужчиной. Ей казалось, что будь она мужчиной, к славным деяниям польских и русских князей прибавились бы еще более великие. Она устранила бы всех врагов и соперников мечом и ядом. И уж, конечно, не напивалась бы в момент грозной опасности! Ведь бывали случаи, когда женщина становилась во главе государства, правда, это было в далекие языческие времена. Неужели ей, великой княгине, остается лишь смотреть на глупые выходки Изяслава, на его бездарное правление, терпеть все и быть покорной! Нет, если Гертруда и бывала покладистой, то только до поры…

Нахмурив соболиные брови, княгиня пришла к себе в опочивальню и заперлась там. Своих служанок она отправила спать. В голове гордой польки рождались замыслы один грандиознее и страшнее другого.

Гертруда обдумывала возможность отравления Изяслава с целью вокняжения своего старшего сына. С воинственностью Мстислава и с ее умом они держали бы всю Русь в страхе.

Вот только братья Изяслава непременно возьмутся за меч, войны с ними не избежать. Племянник Гертруды князь Болеслав Смелый вряд ли станет помогать ей, ведь он женат на дочери Святослава. Остается либо каким-то образом устранить младших Ярославичей, либо внести изменения в закон о престолонаследии. Святослав и Всеволод, конечно, будут против любых изменений, лишающих их доступа к киевскому столу. Изяслав был не прочь утвердить главенство на Руси за своими потомками, - в этом Гертруда нисколько не сомневалась. Значит, камень преткновения - Ярославичи. Не станет их, Изяслав сам с великой радостью изменит отцовский

закон в свою пользу.

Гертруда ходила из угла в угол по просторной спальне, перебирая в голове возможные способы умерщвления Святослава и Всеволода. Самое трудное в этом деле то, что нельзя довериться мужу и боярам его, придется действовать самой. Как некстати случился этот половецкий набег! А может, наоборот, кстати…

В дверь спальни негромко постучали. Стук был условный. Это стучал Людек, которому Гертруда подарила одну из своих ночей - когда Изяслав с братьями выступили в поход на половцев. Гертруда отдалась Людеку главным образом от скуки, да еще с целью когда-нибудь использовать его против мужа. Что ж, это и будет ее первый союзник в том замысле, который либо погубит Гертруду, либо возвысит еще больше!

Гертруда отворила дверь постельничему.

–  Тебя никто не видел?

Получив успокаивающий ответ, она раскрыла объятия.

Людек принялся с жадностью покрывать поцелуями лицо и шею обожаемой женщины в то время, как руки его пытались снизу заголить ей ноги.

Гертруда не любила столь грубое начало, поэтому выскользнула и властным жестом указала Людеку на кровать. Постельничий быстро приготовил ложе, затем дрожащими от нетерпения руками стал избавляться от одежд, пожирая княгиню пылающим взглядом.

«Как он жаждет меня!» - с тайной радостью подумала Гертруда.

Она стала раздеваться нарочито медленно, желая еще больше возбудить своего любовника, уже взобравшегося на ложе. Светильник на подставке давал возможность Людеку наслаждаться зрелищем прекрасной наготы женщины, перед которой склоняли головы знатнейшие киевские мужи и которая снизошла до него, бедного слуги. Глядя с вожделением на белое тело своей госпожи, на упругие груди, на стройные бедра, на нежный живот, Людек вдруг обратил внимание, насколько моложе выглядит ее тело по сравнению с лицом, лишенным белил и сурьмы. Гертруда умылась перед тем, как лечь в постель. И если тело княгини своей соблазнительной свежестью запросто могло сбросить ей десяток лет, то лицо и не пыталось скрывать ее сорокалетнего возраста.

Впрочем, это нисколько не умаляло притягательности Гертруды в глазах Людека. Жажда обладания целиком захватила его, лишив разума. Он бросился к Гертруде, стоящей к нему спиной и расчесывающей волосы, схватил ее и бросил на постель. От ветра, поднятого этим резким движением, пламя светильника заколебалось.

О неожиданности Гертруда издала негромкий вскрик не то изумления, не то испуга, упав на спину поперек широкого ложа, ее волосы веером разметались по белой простыне.

Людек навалился сверху с возгласом: « О моя княгиня!» - и грубо овладел ею.

Скрестив на пояснице у Людека свои ноги, закинув руки за голову и помогая ему телодвижениями поддерживать ритм совокупления, Гертруда тем не менее не могла избавиться от одолевающих ее мыслей, они слишком прочно засели у нее в голове.

«Можно поссорить Изяслава с братьями, кабы была уверенность, что мой олух сможет победить их. Но он никудышный полководец!
– думала княгиня.
– Поссорить же Святослава и Всеволода невозможно, что-то сближает их. Что? Общность душ?.. Иль общность интересов?.. Плохо то, что и тот и другой умнее Изяслава. А что, ежели использовать Все-слава в борьбе с младшими Ярославичами?»