Князь Святослав
Шрифт:
– Пусть чуточку подождут, - ответил старик. Мы их ждали не раз, не теряли терпения. И они потерпят…
– Мы готовы стоять на месте до тех пор, пока не упадём от изнемождения. Плохо, что у русского князя нет соответствующего церемониала по приёму послов. Это затрудняет переговоры…
– Всякая земля имеет свои обычаи, - ответил витязь.
– Подождите ещё немного, князь утомился с дороги, отдохнёт и вас непременно примет.
– Так и передай князю, мы прибыли с самыми дружескими намерениями.
– Вот насчёт этого не знаю, поверит ли он.
– Только бы принял. Сам убедится в этом.
Всадники сошли с лошадей и уселись около костра обедать.
– Эти греки, - сказал Святослав, - умеют быть в такой же мере спесивыми, сколь раболепными. Погляди, старик, на их вытянутые и подобострастные лица, с которыми они ожидают моего приёма. А помнишь тех послов в Доростоле, что сулили мне участь несчастного отца, ладьи которого они когда-то потопили в море.
– Как не помнить? Я такого мнения, князь, все они плуты и с ними один разговор - разговор оружием. А то как раз надуют, уж я их знаю, шельмецов. Все дела у них на этом построены. Цимисхий убил Никифора, а уж и на Цимисхия тоже ножи точат. Дело твоё, одно скажу, князь, держи ухо востро. Не прельщайся ни на девок, ни на золото. Это у них первое дело - задобрить, а потом и оплести. Похвальбы-то сколько потом будет у ромеев.
– Не оплетут, - ответил Святослав.
– Теперь они потеряли разум от страха. Не сегодня-завтра наши войска будут на площадях Царьграда. Занимает меня, куда в таком разе улепетнёт царь, несколько месяцев назад мне дерзко предложивший убраться в Приднепровье.
– Пойдём, князь, в самом деле передохнем с дороги. Пусть эти нарядные сановники ещё постоят, да подождут. Им некуда теперь деваться.
– Пойдём, старина.
Они ушли отдыхать после утомительной рекогносцировки. Святослав растянулся на войлоке и заснул счастливым сном. Стало совсем тихо в стане. Сторожевая охрана с секирами стояла вокруг княжеского шатра, как вкопанная. На путях, ведущих в ближайшие селения, тоже были дозоры. Послы опять терпеливо ждали несколько часов. Солнце ушло за стены монастыря и позолотило купол церкви.
И вот, наконец, Святослав вышел из шатра и велел позвать послов. Он сидел на конском седле в белой сорочке и широких шароварах, ничем не напоминающий о своём звании. Послы нерешительно остановились и даже не поклонились князю. Повелителя они привыкли видеть сидящим не на седле, а на позолоченном троне.
Наступила медлительная пауза.
– Так мы готовы, - сказал паракимонен, - а где же князь?
– Ия готов, - ответил Святослав.
Послы оторопели и от испуга не могли придти в себя…
– Князь торопится, - сказал Свенельд, и ему неизвестны ваши церемонии. Достаточно отвесить ему один только поклон и приступить к делу.
Послы повалились князю в ноги, и тот рассмеялся.
Василий кивнул приближенным. Те стали раскладывать дары. Поднесли для жены князя драгоценности в ларцах из эмали, и разные разности. Особенно поражали невиданной красотой куски редкостных шёлковых тканей. Шёлковое полотно было так тонко, что целый его кусок, свёрнутый в трубочку, мог уместиться внутри трости. Ирина разглядывала их с нескрываемым восхищением. Потом разложили перед жёнами дружинников-военачальников вороха одежд и чепцов, украшенных узорчатым
Поднесли цветные, вышитые с полукруглою выемкою, полусапожки, и массивные серьги и браслеты, золотые кольца, подвески, бляшки, носимые на груди, застёжки. Потом раскинули перед князем пурпуровую походную палатку, обшитую сверху дорогими восточными золототкаными коврами, а по бокам роскошно обставленную золотыми канделябрами и лампадками. Подали соболью шубу, куски превосходного аксамита.
После этого расставили на земле предметы хозяйственных ремёсел: филигранные металлические, керамические и стеклянные изделия, исполненные с большим вкусом и непревзойдённой техникой. Тут было все, чем обставляли себя прихотливые утончённые византийские патрикии, культивируя сказочную восточную роскошь в своих великолепных домах. Особенно в большом количестве были здесь собраны изящные предметы роскоши: точёные вещи из слоновой кости, ларцы, таблички, складни, крохотные раки, агатовые чаши, оправленные в серебро, созданные наискуснейшими мастерами по особому заказу василевса; сердоликовые чаши с медальонами, украшенными жемчугом.
Словом, тут было представлено все, чем гордились просвещённая Византия и её самые искусные в мире художники прикладного искусства: башмачники, портные, ткачи, эмалировщики, резчики по перламутру и кораллу, превосходные изощрённостью, вкусом и изяществом мастеров Запада и Востока. Их изделия вызывали удивление во всех странах мира и особенно ценились у западных королей и в дворцах арабских халифов.
Всё это сверкало, блестело, ласкало глаз яркостью цветов, нежностью тона и своеобразием рисунка. Подобные подарки всегда являлись могучим и испытанным подспорьем в дипломатической игре Византии. Они шли на подкупу дворов, послов и высоких сановников, ускоряя течение государственных дел и облегчая домогательство лукавых византийских посланников.
Парамиконен смотрел на Святослава с жадным любопытством, пытаясь поймать на его лице хотя бы тень уважения к представителям самой просвещённой державы в мире и к разложенным вещам. А Святослав равнодушно ждал, когда всё разложат и вся эта суета с выставкой вещей закончится. Наконец, всё разложили и паракимонен сказал:
– Все эти сокровища прислали русскому князю в подарок сам василевс Ромейской державы. И это есть знак великой дружбы, которую он питает к русским, и самого горячего расположения.
Паракимонен согнулся в полпояса, а прочие послы, считая, что это слишком много для варварского князя, ограничились только лёгким поклоном, какой употребляли по отношению к равным себе.
Князь приказал приближенным, отрывая свой скучный взгляд от даров:
– Раздайте эти игрушки жёнам моих военачальников, пускай тешатся. Самим воинам не пристало цветными тряпками ласкать глаза, привыкшие к сверканиям мечей и виду крови.
Он сел на коня и уехал.
Паракимонен не был обескуражен. В положении византийского временщика он привык ко всяким капризам властителей. Прихотливостью, причудами, самодурством его трудно было удивить. Многоопытный, тонкий и проницательный его ум, натыкаясь на препятствия, начинал работать с дьявольской изворотливостью. Он сказал, что самое интересное для князя доставят после.