Князь Угличский
Шрифт:
Визит вышел коротким. Прискакал сеунч от Бориса Федоровича с посланием, где тот просил вернуться в Москву.
Вернувшись в столицу и явясь к Годунову, застал того в возбужденном состоянии:
— Здрав будь Борис Федорович. Чего случилось? Зачем вернул меня с Коломны?
Тот залез в простой короб и выложил на стол серо-рыжие куски камня.
— Чего это? — Вопросил я.
— Железо с Каменного пояса царевич! Как же это? Как ты смог мыслями гору железа найти? Ужель вправду Господь тебе подсказки дает?
— Борис Федорович. Ты что? Мы ж с тобою раньше все порешали. Коль сказал яз весть, в том сомневаться не моги.
— И чего
— Я же сказывал тебе в горах камни самоцветные, железо, медь и каменный уголь, в реках золото и серебро во множестве неисчислимом.
— Что ж делать теперь?
— Как чего делать? Людей туда надобно селить, добытчиков руд, крестьян на пашню, кузнецов на выплавку железа.
— Это и так ясно. Где ж их взять то? Людишки у поместных дворян разбегаются, от того в оскудение приходят служилые люди мнози. Яз ноне сочиняю указ царев "Об урочных летах", чтоб пахарей привязать к земле, и не могли оне от хозяина свово уйти николе. Будет от того испоместным дворянам облегчение.
— Нельзя того делать Борис Федорович. Надобно снова вернуть Юрьев день в государстве нашем.
— Опять ты, мне палки в колеса суёшь! Отчего нельзя-то? Надобно так, чтоб войско у нас сильное было! — Вспылил Годунов.
— Борис Федорович, знаешь ты, как яз слушаю и уважаю тебя. Ты, как отец мне, свово не помню яз вовсе. Видение мне бысть, как поместный дворянин ездил по Руси и скупал души умерших крестьян у помещиков.
— Свят. Свят. Свят. Ты чего сказываешь то Дмитрий? Бога побойся! — Осеняя себя крестом, ужаснулся боярин.
— К тому придет, Борис Федорович. Поначалу пахотной землицей станут торговать с записанными за ней крестьянами, опосля просто людьми православными станут рядится и менять их на деньгу, коней, собак, да соколов.
— Прекрати немедля! Неможно мне подумать об сем! Как так христианами торговать?
— Указ твой станет тому причиной. Царство наше станет царством рабов, от того на многие сотни лет гнить изнутри примется.
— Так яз как лучше хочу!
— Нельзя того творить, отец мой. Коль оставим Юрьев день, так крестьяне пойдут к лучшему хозяину, бо плохой разорится, коли не поменяет свою жизнь. Размер земель за единым родом надобно ограничить, больше жаловать дворян в поместные, но без крестьян.
— А кому земли надобны без крестьян то? — Задал резонный вопрос Годунов.
— Давать земли служилым воинам на полудне, по Волге, где земля жирная и урожай даст втрое от московского. Тогда меньше оратаев больше хлебов растить станут. Яз у себя в уделе нашел крестьянина, так он и навоз в зиму на поля возит, и пчел себе завел, и плуги сковал лучшие железные, от того у него урожай случился на наших тощих землях самсемь, бо у крестьян на соседском поле сам-три самое большее.
— Что это за крестьянин такой расчудесный? Не помог ли ты ему советами своими?
— Ну, чуток подсказал. Так яз про то толкую, что при рачительном укладе можно втрое-впятеро большие хлеба снимать с пашенной землицы. Знаешь от чего погибла древняя римская цесария?
— От чего?
— От того, что в ней все делали рабы. Вскую стоять за царство бесправным человекам? Покуда империя воевала и добывала рабов, то новыми трудниками восполняла убыль не способных к делу. А остановилась в войнах, тут же и рухнула, потому, как слаба была изнутри.
— Значится, сказываешь, нельзя крестьян к землице вязать?
— Упаси Господь. Надобно дворянам дать облегчение.
— Постой, постой, что это за новое войско такое? Что-то мы с тобою об том не говаривали ранее?
— Хочу просить тебя Борис Федорович, чтоб ты государю присоветовал новое войско по западному укладу обученное. Чтоб брать туда крестьян, что восхотят себе надел земли в вечное владение, али по государеву прибору слободских, монастырских, посадских, боярских детей сколь надобно станет. И служили б оне в войске, по пятнадцать-двадцать лет, занимаясь токмо воинскими хитростями. Ты же сам розумеешь, бо лучше любое дело сделает мастер, особо обученный своему ремеслу, чем крестьянин от сохи, аль ремесленник иль прикащик, как ноне стрельцов верстают. Жаль моих молодцов из шутейного войска Поместный приказ расписал по разным волостям, бо яз показал бы тебе разницу меж нонешними стрельцами и обученному правильному бою войском. Мы в уделе моем творили шутейный бой меж старой угличской сотней и конницей, будто татарской, так смех стоял, сквозь слезы.
— Где ж денег на то дело взять? И дорогу твою и новое войско нам не потянуть.
— Так стрелецкие полки пополоше распустить и с той деньги свободной, полк новый поставить, покуда един возле Москвы, где ни-то. Там в головы немцами воинскими обучить лучших дворян в тысяцкие да сотники, наибольших в умениях стрельцов в десятники, бо коли совсем молодцы и в пятидесятники и в сотники тоже можно. Опосля, надвое полк поделить и людьмя пополнив, два полка получим. Так лучше будет. Яз ведаю! Кстати к голодному времени охотников в войско поступить станет в избытке. Лучше вдали иметь красную долю, чем вблизи плаху и топор. У нас ноне лучшие пушки в мире, лучшие пищали, чем у соседей, коли новое войско, будет лучшее такоже, сможем царство Московское наравне с немецким цесарем, иль Турским султаном поставить.
— Блазнишь, Дмитрий Иоаннович, ано сам яз желал того. Твой обычай умно придуман, яз его с людьми воинскими обговорю. Но вот чего хотел с тобою порешать. Государь приговорил соделать полста пушек точеных.
— А к какому сроку надо?
— Да покуда без срока. В семь тыщ сто двенадцатом годе, это станется через семь годков, кончится вечный мир с Польской державой. К тому времени нам надобно иметь силу, чтоб в случае чего дать польскому крулю укорот!
— Един станок точит ствол за три седьмицы. Думаю соделать десяток станков таковых и творить по два-три орудия в месяц, бо коли срочно захотим пушек больше, так за месяц десяток сможем соделывать.