Князь Угличский

Уточкин Владимир Николаевич

— Ну да, запас чпаг не тянет. Да, обмыслил ты в какое место убрать пушечный двор из столицы?

— Как тебе крепость Владимир? Ныне в запустении пребывает, на крайний случай мастера за стенами городскими отсидятся? Правда город сей лежит на велицей Владимирской дороге, торговых гостей тама с избытком случается. — Высказался я.

— Шила знашь, в мешке не утаишь. Бо покуда не ведает никто про тайну точеных стволов, так и спрашивать не станет, опосля можем запретить заморским инородцам во град Владимир ездить. Аль можем пушкарскую слободу в Ярославле устроить. Тама и ныне оружейники живут в малом числе. Опосля того как батюшка твой казанских людей усмирил, тамошние мастера в другие важные города исходят. Бо Ярославль и от больших

дорог в стороне стоит. Тако и крепость тама каменная, не то, что во Владимире деревянном. — Тут он задумался. — Обаче запамятовал яз. Через тот город торговля с немцами идет через Архангельск. Аглицкие торговые гости имеют там, с позволения государя, гавань и склады велицыя, такоже галанские и цесарские немцы дворы держат.

— Значит Владимир. — Утвердил Борис Федорович. — Яз царевым словом там новый государев пушечный двор велю устроить. Ты Дмитрий Иоаннович укажешь мастерам, каковые дома и амбары возводить, и станки для точения за тобой.

— Постой, постой, Борис Федорович. — Я прикинул в уме. — Год окончания мирного договора с Польшей, мнится мне, створится с самым страшным голодом.

— Об том не бойся. Яз весь хлеб в государстве под царево дело взял. Ноне торговать большим запасом зерна монастырям, купцам и гостям торговым заповедано. Никто про неурожай трехлетний не ведает. Тако и не мыслят по житницам прятать, коли государь по честной цене берёт хлебушек. К мрачным годам приуготовимся с вельми большими запасами съестными, бо коли с персидским шахом такоже сторгуемся, так глада и не приметим вовсе.

— Борис Федорович. Спас ты сотни тысяч христиан православных, бо об том и ведать никто не будет.

— Мы станем ведать и довольно. Думаю, окромя дорожных дел твоих, надобно исчо чего придумать. Больно много бездельных голодранцев на Москве случится. Можно их на обустройство крепостей поставить, по закатным украйнам, бо с деньгой напряжно. Но валы обсыпать, рвы почистить, деревянные прясла заборол поправить можно безденежно. Пути торговые можно такоже обустроить. Чего может, ты скажешь дельного?

— Да нет, ничего на ум не идет. Борис Федорович, желаю яз с женою отъехать к Устюжне. Не станет препон от государя мне?

— Ноне спокойно в царстве. Думаю, не будет Федор Иоаннович перечить в том. С собою захвати градодельцев. Как повелел царь поедут оне к Устюжне каменный собор строить.

— Почто в зиму то ехать? По зиме не строят в царстве нашем?

— Градодельцам виднее вестимо. Оне сказывали надобно заранее место осмотреть, да камень мож поблизости найдут.

Глава 18

Сборы в Устюжну заняли несколько дней. Кота, которого подарил царь, с гордым именем Кесарь, жена тоже взяла с собой. По моему заказу, царские мастера кожевенники стачали кожаный футляр, и любимую игрушку жены — телескоп, отныне можно было перевозить совершенно безопасно. Ко мне обратилось несколько вхожих в кремль людей, с малыми детьми в семействе, с просьбой о продаже сказочных игрушек, как у малого сына Годунова. Видно Борис Федорович похвалился по случаю калейдоскопом. Эта не сложная затея, содержала в себе интересный потенциал по доходности. Немного, но тут московка, там новгородка и глядишь, на рублик накапало. Стоило основать мастерскую в Угличе, конечно на фоне зеркальной мастерской это копейки, но нужно расширить номенклатуру выпускаемой продукции. Подзорные трубы среди первых воинских людей вызвали жуткий ажиотаж, нужная вещь для полководца. Так, что мои планы, на основе мастерской Иоганна Зилингера, устроить мануфактуру по выделке подзорных труб и телескопов получили мощную поддержку.

Среди архитекторов, едущих в моем обозе к северному городу, оказался знаменитый Федор Конь. Узнав об этом от Афанасия, я сразу выразил желание познакомиться с великим градодельцем, но обстоятельно поговорить удалось только в Угличе, на пиру, куда я пригласил лучших своих людей.

— Федор

Савельич, откуда ты родом. — Спросил я его.

— Из деревеньки Болдино, что рядом с Болдино-Троицким монастырем под Дорогобужем. Тама и грамоте монаси наставили. Яз в детские года, да по молодости трудовит был вельми. Без устали любые дела творил, хуч деревья вали, хуч дрова коли, словно двужильный, от того и прозвище таковое прилипло — Конь.

— Вправду чтоль? — Удивил меня пятидесяти пяти летний мужик. — А фамилия у тебя каковая?

— Ивановы мы. — Крепкий телом, что не удивительно для каменщика, известный строитель не производил впечатления немыслимого силача.

— Как же стал ты во главе строительства первой крепости царства Московского?

— То длинная история. Яз по молодости с батюшкой твоим в прю встрял.

— Как это?

— Да не с самим прям, грозным государем. В монастырь опричники прискакали ярые, пятеро, со своими метлами и гнилостными мертвыми собачьими главами у седел, скоморохи бездельные, бо старшиной из них немец Штаден, и ну хулить игумена и поносить грязно. То просто — сей монастырь богат вельми, лавки торговые по городам большим держит, мельницы, борти, скотные дворы, рыбные ловли во множестве емлет. Так сии охальники желали деньгу беззаконно с монасей стрясти, ну яз не стерпел и тумаков им надавал.

— Что, один пятерым? — Поразился я.

— А чего? Дурные людишки были, вот разве немец покрепче оказался. Так яз разошелся и того Штадена тако сильно отмутузил, або все думали помрет, бо монаси его спасли, выходили. Он исчо сказывают книжку опосля поганую про Русь сочинил. А како люди те были царевыми, тако мне могли кнута дать и ноздри вырвать, аль убили б. Так яз за рубеж и дернул на коне опричном, чего там до Смоленска два дни верхами, а за ним Польская земля дальше лежит и царева рука не достанет. Вот по неметчине походил и по Цесарской земле и по Франкской и у Фрязинов в городе Рим бывал, бо есть то надо, так яз каменщиком и рядился по стройкам. Бо коли трудовит и старателен вельми, так повсюду в первые люди выходил. Яз и на строительстве храмов папистских трудился и при устройстве фряжских крепостей такоже бывал. Тама не так како у нас, не поверишь, царевич, последний бедняк в каменном доме живет. И храмов и сильных крепостей там вельми много. Бо время спустя немалое, по случаю полские торговые гости поведали, або русский царь опричнину свою упразднил и норов свой буйный унял, тако яз в родную землю и возвертался. Боле дюжины лет по городам немецким трудился, або как на Руси показал мастроту свою, так мне и важные каменные строительства доверили, бо опосля уж и до Царева Белого города дошло.

— А вскую ты нынче к Устюжне едешь? По зиме же не ведут каменное дело на Руси? — задал я интересовавший меня вопрос.

— Надобно место найти верное, да сам собор образом придумать, опосля, ежели рядом случится белый камень, так много царевых денег можно сохранить. В зиму камень искать любо-дорого, деревья да поросль зеленая взору не застят, и реки не мешают покуда в панцире ледовом. Горододельный камень, чтоб много было, издалека видать. Так что есть к тому резоны. Ну, коли не найдём окрест нужного камня, так из привозного возведем, ноне хорошо, на реке большой строиться станем. Не сумневайся царевич будет храм вельми велик и красотой нарочит.

— Скажи Федор Савельич, боярин Борис Федорович не дарил тебе книги франкского мастера Бар-ле-Дюка "Фортификация. Тайны линейного искусства"?

— Дарил.

— И как тебе мысли в сей книжке?

— Хитро придумано. У фрязинов видал похожую манеру на новых крепостях. У немцев доселе тако не строили, у нас тем боле. Перекрестный пушечный огонь с соседних стен, множество дел кровавых сотворит с идущим на приступ войском. Бо яз на углах все одно башни бы поставил. Оне завсегда не лишние. Тут Борис Федорович, желал крепость строить Смоленскую в камне, да раздумал покуда. Тебе про то ничего не ведомо?