Княжич, князь

Корин Глеб

— А поклонов земных на суде не бить, поясных вполне довольно.

Смущенные староста и бортник поднялись с колен:

— Да хранят тебя Обереги со Христом, князюшко! Приемлем, приемлем — как же нам возможно твою-то волю не приять.

— Воеводо Государев Креслав!

— Приемлю, княже.

— Вот и ладно. С миром изыдите. Избор, далее что там?

Опустившись в кресло и не получив ответа, князь Стерх вопросительно повернул голову в сторону писаря. Тот завороженно и явно ничего не слыша, провожал глазами золотых райских

птиц, навсегда удаляющихся от него вместе с предивной ферязью и Великокняжеским воеводою.

— Избор!

От чуть более громкого повторного окрика писарь очнулся, торопливо вытащил из неровной стопки следующую челобитную и, зыркнув на князя, пристыженно откашлялся.

— Ежели ты, княже, стареешь да силу былую теряешь, — завел он, обретая снова в отработанной протяжности своего голоса утерянное благочиние, — то на охоту и собираться незачем. Не поможет тебе и свора твоя…

Неожиданная странность содержания челобитной запоздало дошла до его сознания, заставив запнуться.

— Похоже, тут у нас подметная грамота, — жестко проговорил князь Стерх. — Сюда ее!

Выхватив из руки Избора поспешно протянутый листок, он впился потемневшими глазами в строчки. Окликнул, не отрываясь:

— Василий!

— Заслон! — тут же прозвучала из-за спины зычная команда сотника.

Две цепочки ратников шагнули от крыльев галерейки вперед и сомкнулись в одну у ступеней крыльца. Неровное людское полукольцо перед ними испуганно подалось назад, по толпе от него покатилась волна движения. Кто-то охнул, кто-то вскрикнул, кого-то ненароком придавили.

Иов быстро, как филин, повернул голову, поймал взгляд Кирилла:

— За мною встань, княже.

— Может, в палаты его? — с беспокойством спросил келейник.

— Пока что не вижу нужды, — отозвался отец Варнава.

Сотник вышел вперед и с подчеркнутой чинностью спустился на несколько ступеней:

— Спокойствие, люди добрые, спокойствие! Княжье дело вам не во страх, не в обиду. Понимание имейте да благоразумия держитесь.

— Читай, отче, — протянул бумагу настоятелю князь Стерх. — Как бы это тебя даже поболе моего не коснулось.

Отец Варнава развернул грамотку и, откинув голову, прищурился:

«Ежели ты, княже, стареешь да силу былую теряешь, то на охоту и собираться незачем. Не поможет тебе и свора твоя — хоть издалеча в нее гончаков призывай, хоть из земель иных. Лучше дома сиди в мире да покое. А то на голубых кровей щенков твоих как бы волки матерые не сыскались. Не будил бы ты лихо, пока оно тихо».

— Однако…

— Мыслю, писарю допрос следует учинить безотлагательно. И мне быть при том.

— Не стоило бы суд прерывать, княже. Люд и так встревожен.

— Ничего, отче. Уверен, ты почти моими же словами думаешь.

Он отклонился назад, позвал в глубину правого крыла галереи:

— Боривит! Венд!

Затем порывисто высвободился из кресла. Подойдя к поставцу с ворохом челобитных, быстро

просмотрел и отложил в сторону несколько листков:

— Эти — прежде прочих. Боривит, у кресла моего встань, сядешь после. Венд, сюда поди — за писаря будешь. А ты, Избор, с нами ступай.

Повернулся лицом к народу, вознес руку:

— По слову моему правом воли княжьей наделяется на время малое старший сын мой, княжич Боривит. Законы державные и Уложения Государевы знаемы им как бы не лучше меня самого — ведаете о том.

В толпе облегченно завздыхали, заулыбались уважительно. Напряжение ощутимо упало.

— Княжья доля — не всегда княжья воля. И о том такоже ведаете, люди добрые.

Поднявшись с места, отец Варнава последовал за за князем Стерхом. Брат Иов молча указал Кириллу на двери. За их спинами раздался зычный голос сотника:

— Княжий суд!

* * *

— Начинай сказывать, Избор.

— Что сказывать, княже?

— Правду. Откуда грамотка подметная взялась?

— Так вечор мы же вместе с тобою, княже, все челобитные предварительно просматривали — не было ж ее!

— До утра где бумаги пребывали? — спросил отец Варнава.

— Да здесь же, в светелке моей. В этой вот самой скрыне… — писарь кивнул в угол.

Отец Варнава оглядел темного дерева сундук, окованный прихотливым железным узором:

— А замок где?

— Нету. Не запираю я скрыню никогда, нужды не случалось. Да и наказа княжьего.

— Светлица запирается?

— Только на засовы. Снаружи да изнутри.

Настоятель перевел взгляд на князя Стерха.

— Ратники при вратах, ратники у всех входов в палаты, — ответил он с некоторым стеснением, дернув щекой, — а ночью еще и дозор надворный. Всегда хватало.

— Так… После того, как князь ушел, покидал ли светлицу?

— Да.

— Куда ходил?

Писарь опустил голову, побагровел и замолчал. В наступившей тишине со двора донеслось молодым, но старающимся звучать солидно, голосом:

— …Однако в завещании своем оный Володимер ни самого Боряту, ни жёнку его отнюдь не упоминает…

— Куда ходил? — чуть медленнее и громче повторил князь Стерх вслед за настоятелем. — Ответствуй!

— В девичью. Песен послушать… — втягивая голову в плечи, еле слышно выдавил из себя Избор. — Прости, княже.

Князь хмыкнул и провел по усам ладонью, стирая невольную усмешку:

— Воистину, было что скрывать. И постыдно, и едва ли не подсудно. А я-то уж начал думать… Когда уходил и возвращался — никого возле двери либо поблизости не приметил?

— Нет.

— Это кто-то из своих, княже, — сказал отец Варнава. — Почти всегда оказывается кто-то из своих.

Подумав мгновение, князь Стерх распахнул дверь и крикнул в нее:

— Гордея ко мне!

Завершил уже обычным голосом:

— Всех же наверх, в гридницу попрошу — внизу, пожалуй, тесновато будет.