Княжич, Который Выжил
Шрифт:
Система дала ещё одну трещину. Я такого не ожидал, но так даже лучше. «Лучик» играет с «исправляшками». Такого быть не должно, но вот оно случилось.
Боковым зрением замечаю, как воспитательница в проходе замерла. Губы её сжаты в тонкую линию, взгляд напряжённый, будто она только что поймала нас за чем-то ужасно предосудительным. Но поздно. Удар по системе нанесён.
Одна из её опор — ранжирование игрушек — только что просела. И главное — это заметили остальные дети. Пока они делают вид, что играют с «ранговыми» игрушками, но краем глаза всё равно подсматривают за нами. Они уже думают.
Раньше
Сегодня в «Юных нобилях» очередной тест. Он пока не решает, кто станет «лучиком» — это будет определяться только через две недели по итогам всех тестирований. Но это всё ещё шанс показать, на что кто способен. И мы, «исправляшки», покажем, о да!
Для меня, Ксюни и даже Артёма тест оказался до смешного лёгким. Я уже представлял, какие задания нам могут дать. Дома мы разбирали похожие ребусы — я предугадал их заранее, а значит, сюрпризов не было. Система садика проста, как деревянная ложка: методисты разрабатывают тесты, но вариантов для малышей не так уж и много. Всё предсказуемо. Мы справляемся быстрее многих «работяжек». Они, конечно, получают задачи попроще, но всё равно мы первее успели. Вижу, как воспитательница искоса наблюдает за нами, хмурится. Не потому, что мы справляемся хорошо, а потому, что мы неправильные дети. Мы должны были плестись в хвосте, тупить, ошибаться, нервничать. Но мы идём впереди.
До «лучиков» нам пока далеко, те вообще получили какую-то легкотню и щёлкают её, как семечки. Но уже видно, что я и Ксюня сможем поспорить с ними в будущем. И это уже кое-что.
А сразу после теста случается неожиданное.
Меня опять обнимают. Только не Ксюня. Артём. Без всякого. По-мужски. Я замираю на секунду, ощущая его короткое, крепкое объятие. А потом понимаю. Он счастлив.
Сегодня мы не были аутсайдерами. Не плелись в хвосте. Не оказались на дне. Мы вышли за рамки, в которые нас так старательно пытались загнать. Да, на нас всё ещё висят красные галстуки «исправляшек», но теперь мы точно знаем — как минимум мы не хуже остальных. А если по-честному, то и умнее. Намного.
Но дурной пример заразителен. Ксюня вдруг подскакивает и тоже обнимает меня, вжимается, зарывается лбом в плечо. Хель меня дери. Но ей это правда нужно. Вот и не отталкиваю.
Тихо тянет:
— Пасиб, Савачка.
Я усмехаюсь:
— Это ещё тока цветоцки. Дальше — клуче.
Считайте меня безумцем, но Разрушение — самый честный путь. Я не интриган. Да, умею строить заговоры, манипулировать, обманывать. Но если есть выбор — всегда предпочту стереть в пыль всё, что мне не нравится. До основания. В прах.
Дома мы с Ксюней сразу несёмся во двор. Нам не терпится в песочницу — песок это сила, песок это возможности. Пока другие дети лепят пасочки, мы творим магию.
Давненько я уже прикончил ту змейку Порядка. Хорошая была подпитка, и надо бы ещё поработать с зверями Порядка. Правда, мама пока не даёт зелёный свет. Она и так в шоке от моих «невинных развлечений» — гранатомётов и миномётов. Так что приходится действовать в рамках разрешённого.
Медитации и влияние
Новый эксперимент. Строю небольшой песчаный замок, тщательно утрамбовывая стены ладошками. Ксюня копает ров, затем отбирает у Дена мокрый комок песка. Он решил, что это еда.
Главная часть — проверить Паутинку. Простейшая техника Разрушителя, для взрослого — плёвое дело, а вот для карапуза — испытание.
Я концентрируюсь, чувствую, как энергия тонкими нитями стягивается в кулак, вплетается в песок, ползёт по нему, разрастаясь. Всё срабатывает чётко.
Замок покрывается тонкой сеткой трещин, словно старая пересохшая кожа. Ещё лёгкое касание пальцем — и он оседает в пыль, будто его и не было.
Я доволен. Развитие не застопорилось, всё идёт по плану. Но тут отвлекает неожиданное.
Подбежавший Глинка вдруг принимается облизывать песок. Я уже собираюсь возмутиться — нечего жрать мои руины! — как замечаю его зубы. Огромные. Толстые. Острые. Твёрдые, как булат. Раньше такого не было. Совсем недавно отросли.
Глинка чавкает, поводит ушами, смотрит на меня с таким обожанием.
Рядом появляется псарь, лениво хлопает в ладони:
— Глинка, пошли есть.
Я указываю на пса:
— А пачму у Глинки зубы вылосли?
Псарь Серафим громко смеётся, широко улыбается, показывая свои собственные, не такие уж и острые зубы:
— Так это ж наш Глинка готовится к второй формации, княжич! Мы его кормим зверями Воды, вот и растёт помаленьку! Ладно, Глинка пошли!
О, круто. Глинка тоже развивается. Зубы твёрдые, острые, прямо идеальные резаки. Мне они ещё пригодятся.
Как по расписанию, появляется Матвей.
— Княжич, вот ты где!
Поднимаю взгляд. Воевода стоит с огромной сумкой, глаза блестят от предвкушения. Видно, самому воеводе любопытно, что из этого выйдет. Расстёгивает сумку, опускает руку внутрь и достаёт несколько стеклянных шаров — алхимических пузырей.
— Ирина Дмитриевна сама передала. Будем пробовать, как ты хотел. Взрывать, только уже не банки.
Он расставляет странные пузыри на подставках прямо в песке.
— Это алхимические ёмкости. Взрывай, княжич.
Меня дважды просить не надо. Я всегда рад что-нибудь взорвать.
Концентрируюсь. Первый пузырь на левом краю. Щелчок энергии — и он рвётся. Легко. Стекло чуть толще мыльного, но взрыв глухой, сдержанный, словно где-то за стеной хлопнула тяжёлая дверь. Плавно перехожу ко второму, третьему, четвёртому. Один за другим они разлетаются, лопаются, как перегретые шарики, мгновенно растворяются в воздухе, не оставляя ни следа. Никаких осколков, никаких обломков. Удобно. А то попробуй потом эти стекляшки из песка выгреби.
Всё идёт отлично, пока я не дохожу до середины ряда.
Здесь уже сложнее. Видимо, плотность стекла выше. Теперь они не взрываются сразу, а только покрываются трещинами.
Но я не сдаюсь.
Приходится подходить ближе, усиливать напряжение, направлять больше энергии. Последние лопаются неохотно, как упрямые орехи, но всё же сдаются.
Все шары разбиты, песок усыпан стеклянными осколками… вернее, был бы усыпан, если бы осколки не исчезали сами по себе, словно снег на тёплом асфальте.