Княжич Юра III
Шрифт:
Так что, выделываться я не стал. Подарок принял. Из ножен клинок вытащил, на свету бликами лезвия поиграл, полюбовался… вот только очень смутили неприкрыто восхищённые и даже… завистливые (?) взгляды гостей, прикипевшие к этой вот мужской игрушке. Ни один прошлый подарок такой реакции не удостаивался.
Немного поясняло, но, скорее, ещё больше запутывало проскочившее в толпе гостей тихое слово «Артефакт» или «Артефактный», сказанное явно об этом мече. Зависть и восхищение оно объясняло, но суть вопроса только запутывало. Что ещё за «Артефакт»? Что это значит? Что ещё, оказывается, существует в этом мире, чего я не знал?!
Глава 30
Я
А мероприятие затянулось. В аэропорт я смог попасть только ближе к половине двенадцатого ночи. Так что, нет ничего удивительного в том, что глаза закрылись сразу же, как только я прищемил свою задницу к комфортабельному креслу в салоне самолёта, отправляющегося в Петроград. Я, по-моему, даже взлёт проспал. Что, опять же, не удивительно — всё ж, небольшой частный самолётик, даже при взлёте, не шумит так, как взлетающий или садящийся ИЛ. А у меня ведь было время, в бытность писателем, когда я неделю ночевал на голой земле в ста метрах от ВПП на военном аэродроме, где эти большие и громкие машины постоянно садились и взлетали совершенно буквально над головой. И ничего — приспособился как-то, засыпал, и даже не особо ворочался по ночам. Чего уж тут-то не уснуть?
К чему я об этом? К тому, что просыпаясь, видеть разваливающийся салон самолёта и быстро приближающиеся бесконечные огни огромного города, это очень… неоднозначный опыт. Очень!
И я бы, пожалуй, предпочёл бы, чтобы такого опыта в моей жизни не было. Тем более, когда за спиной даже верного парашюта нет.
Сколько я успел насладиться этим захватывающим дух зрелищем раскинувшегося подо мной светящегося муравейника? Не думаю, что долго: секунду, может быть, две. Не больше. Прежде чем началось «БП», то есть, беспорядочное падение. Что это такое? Это состояние парашютиста в полёте, когда, из-за неправильного положения его тела, сопротивление встречного потока воздуха, начинает крутить, кидать и вращать его так, что тот полностью перестаёт контролировать ситуацию. Тебя крутит, шибает, теряется любое представление о верхе и низе, ты толком ничего не видишь. Да ещё из-за отсутствия защитных очков, бьёт холодным воздухом по глазам…
У десантников такого практически не бывает, во-первых, из-за наличия у круглого десантного купола системы стабилизации — такого маленького парашютика на длинной силовой ленте, который раскрывается сразу же, в момент выхода парашютиста из летательного аппарата, и который чуть позже вытягивает основной купол из камеры основного парашюта, уже болтающейся над головой парашютиста. Во-вторых, но, пожалуй, во-первых по важности, из-за того, что десантники выходят всегда в одной и той же, вбитой уже на уровень рефлексов позе — «капелькой». У десантника вообще алгоритм поведения настолько крепко сидит, что ночью его разбуди, оттарабанит и выполнит своё: «Пятьсот один, пятьсот два, пятьсот три, кольцо! Пятьсот четыре, пятьсот пять — купол!..».
Вот и я выполнил. С одной только оговоркой: проснулся я УЖЕ в полёте. И меня уже начало крутить. И то, что я тут же сложился «капелькой», ситуацию уже не исправляло — я продолжал крутиться. Только что с большей скоростью, так как амплитуда меньше.
И «Пятьсот один, пятьсот два, пятьсот три!» про себя сосчитал. И рукой дёрнул, имитируя выдёргивание звена ручного раскрытия…
На все эти бесполезные трепыхания я потратил, в общей сложности, секунд семь-восемь. Потом мозги начали немного работать. Ещё секунду. А дальше… «разгон от ноля до сотни», то есть, от состояния сна, до состояния усиленной работы в режиме жёсткого форсажа, в целом заняло не больше девяти секунд. Неплохой результат… для любой другой ситуации.
Хотя, потом, когда уже всё позади осталось, стало понятно, что и здесь всё не так критично было — свободное падение с трёх тысяч метров человека без парашюта около минуты занимает с учётом сопротивления воздуха — достаточно времени, чтобы раздуплиться.
В общем, я проснулся. Начал пытаться как-то исправить ситуацию. К сожалению, рядовых десантников не учат, как выходить из БП. О нём упоминают, но учить начинают только в специальных «Арбалетных группах», там, где используется не круглый купол, а «крыло». БП для круглого купола — смерть парашютиста: он просто накрутит на себя свой же ещё не успевший раскрыться парашют, запутается в нём и не позволит ему раскрыться. Так «клубочком» и полетит до самой земли. Нет смысла тратить время на обучение тому, что на практике никогда не пригодится.
Вот меня и не учили…
И я умер.
Опять.
Разбился о землю, так и не сумев стабилизировать своего падения. Или… не знаю, показалось, что на пару секунд раньше. Тогда, когда столкновение с землёй стало уже неминуемым, я её уже видел в подробностях… По-моему, удара я уже не почувствовал. Видимо, правду говорят, что парашютист, которому не повезло и с основным, и с запасным, умирает от разрыва сердца, а не от столкновения с поверхностью. Умирает от страха…
Жесть! Никогда не думал, что умру от страха… Всегда считал, что сражаться буду до самого конца, до самой последней секунды бороться за жизнь… слишком хорошо о себе думал, оказывается.
Я распахнул глаза резко и с криком, разбудившим и жену, лежавшую рядом. И, кажется, детей, которые спали за стеной, в соседней комнате.
— Что?! Что случилось?! — в непонятках, заполошно спросонья, спросила жена, так же подскочившая на кровати, как и я.
Мне потребовалось секунд пять на то, чтобы отдышаться и унять сердцебиение настолько, чтобы получить возможность ответить. Вообще — говорить.
— Всё в порядке… прости, просто кошмар приснился… — произнёс я с виноватой бледной улыбкой извиняющимся тоном.
— Кошмар? — вскинулась она. — Ты же никогда не страдал подобным? Ты ж всегда так кичился, что полностью управляешь своими снами? — прорезалась в её голосе недовольная язвительность.
Я не стал отвечать на её провокацию. Не до неё было. Слишком уж всё это… внезапно, неожиданно и страшно. Ничего же не предвещало беды! А ещё…
А ещё: сработает ли «петля» снова? Проснусь ли я снова в этом же самолёте, если сейчас вернусь на подушку, расслаблюсь и закрою глаза? Вопрос…
Ещё больший вопрос: а хочу ли я этого? Готов ли снова пережить эту ужасающую минуту беспомощности? Или снова буду подрывать всех своих домашних криком раз за разом, пока многострадальное сердце моё не откажет, наконец, и в этом мире тоже? Оно ведь, при пробуждении, долбилось в грудную клетку так, как ОМОН в дверь штурмуемой квартиры не долбится! И это уже реально серьёзно!