Княжич Юра III

Француз Михаил

— Так, что это было? Расскажешь? — несясь по кругу краем ледовой площадки, наконец, спросила девочка.

— Ракета класса «Земля-воздух», пущенная из переносной зенитно-ракетной установки террористами из БГ «Народной воли», — поделился информацией, которую имел, я. Оказывается, тут и такая вот дрянь имеется. Хоть их, в конце девятнадцатого — начале двадцатого века, основательно проредили за организацию покушения на Императора и попытки устроить массовый террор, но идея-то сама осталась. Простая и логичная, которая в этом мире просто не могла не

появиться. Идея о том, что класс «угнетателей», то есть, Одарённых, надо уничтожить. Любой ценой. Этакое боевое «сопротивление», призванное бороться «за всё хорошее против всего плохого» путём искоренения неравенства, порождённого наличием в мире Даровитых.

— Эти фанатики?! — удивилась летящая по льду Алина. — В Москве?! Но, причём тут…

— Ну, как мне сказали, эти чудики никогда на действительно сильных Одарённых не покушались, так как понимали, что у них нет против них никаких шансов, и никакая жертвенность не поможет. А вот выбить как можно больше детей, имеющих Дар — это их программа. Звучит, как «Убить будущее класса угнетателей».

— Но ведь это глупо! Все ведь знают, что новые Одарённые всё равно появятся? Не в Родах Знати, так в простых семьях. А, если останутся старые Дворяне, пусть даже их будет в десять раз меньше, чем сейчас, они этих новичков найдут, приблизят и обучат, но будут куда жёстче и злее! Это же нелогично…

— Логика и фанатики, — пожал плечами я. — Плохо сочетающиеся вещи. Они просто ненавидят Даровитых. Люто и страшно. И у них, наверняка, есть своя правда, своя жуткая история, приведшая в организацию: ненависть же на пустом месте не появляется. У кого-то из них Даровитые близкого человека убили в своих разборках, кто-то жил в регионе, куда Империя отправляла карателей для усмирения бунтов и волнений, кто-то сам лично пострадал от произвола Дворян — такие хотят мести и крови. Кто-то просто сумасшедший… По крайней мере, Борис Аркадьевич мне так рассказал.

— Ужасно! — возмущённо заявила Алина. — А они не задумывались, о том, сколько невиновных случайных людей они заденут?! Неодарённых, таких же, как они сами или их пострадавшие близкие?!

— Фанатики не задумываются, — вздохнул я. — Иначе бы не стали фанатиками. Лучше расскажи, что с тобой произошло? — посерьёзнел я и понизил голос, приблизившись к девочке, беря её под руку и выравнивая с ней скорость. — Как ты смогла меня разбудить на две минуты раньше начала «петли»?

— «Петля»? — задумалась девочка. — Ты это так называешь? Понятно… А как? Да не знаю. Я просто… умерла! — непроизвольно расширились её глаза. — Погибла во взрыве ракеты.

— Во взрыве? Не от удара о землю? — уточнил я.

— Нет, — мотнула головой она. — Я даже потом прочитала, как это происходит. Ракета ведь, её боевая часть — не «фугасная», то есть, она не просто взрывается. Она взрывается облаком шариков и мелких металлических частей… «шрап… шрапне-лью», кажется. Никогда раньше таким не интересовалась, — передёрнула она плечами. — Эти шарики решетят самолёт, пробивают двигатели, разрывают обшивку… и всех,

кто внутри. Мне… кажется, пробило сердце и голову. Борятинская осталась без ног… ну, ещё пока я могла её видеть.

— Хм? — пришло время задумываться уже мне. — Я ничего такого не заметил…

— Ты же Стихийник, — пожала плечами Алина. — Ты даже, когда спал, держал на себе какую-то защиту. От тебя осколки и шарики просто отскакивали, как от горошины от стенки… даже стук похожий был… А ты даже не проснулся… Я всю руку об твоё лицо отбила, пока достучалась.

— Понятно… — хмуро проговорил я. И это было действительно похоже на правду. «Водный покров» у меня выходил с каждым днём всё лучше и лучше.

— А потом… я проснулась дома, в своей кровати, в Москве.

— И что же ты сделала? — заинтересовался я.

— Сперва подумала, что это был просто страшный сон, — вздохнула Алина. — Потом… всё стало происходить в точности, как в этом «сне»… Я знала, кто и что скажет, я знала, что и за чем произойдёт… я предсказывала рынки!!

— Хм, — только и смог хмыкнуть я. Мне-то до такой идеи, как залезть на биржу, пришлось… смерти четыре или пять думать. А тут — сразу! Вот, что значит — дочка банкира! Уважаха девчонке.

— И… я устроила истерику, — со вздохом призналась Алина, крепче прижавшись к моему локтю своим боком и сильнее сжимая мои пальцы своими пальцами, захваченными мной в «замок». — Глупую и безобразную. Кричала, что ни за что не сяду в тот самолёт, что не хочу ни в какой Петроград, что останусь дома… вообще не вылезу из-под одеяла…

— И как? — уточнил я, не столько ради ответа — итак понятно, что ничего не получилось, раз уж она в том самолёте всё равно оказалась, сколько для поддержания разговора, чтобы девочка не замолчала и не замкнулась.

— Ну… папа меня всегда баловал, — чуть порозовела щеками и отвела взгляд чуть в сторону она. — Он никогда не мог противиться моим слезам и просьбам… А уж против такого напора… у него не было шансов. Он позвонил в питерскую школу и сказал, что я приболела. В общем, договорился. В результате…

— В результате?

— Я действительно осталась дома… под одеялом, — зарделась она ещё сильнее и взгляд снова вильнул.

— Помогло? — заинтересовался я.

— Нет, — вздохнула Алина. — До вечера всё было нормально. А сразу после взрыва самолёта в воздухе, я отключилась и проснулась снова в своей кровати. День начался заново…

— День? — удивился я. — Целый день? С утра?

— Нет, — мотнула головой девочка. — Накануне отлёта в Москву я так вымоталась, полночи не спала, да ещё и ты назначил отлёт на такую рань… В общем, когда я оказалась дома и пообедала, то пошла в свою комнату прикорнуть часочек, а то глаза уже вовсе «стеклянные» были… Вот после этого «часика», растянувшегося на все три, я и проснулась… третий раз подряд.

— Значит, ты переносилась ровно к открытию глаз после сна? И «улетала» ровно в момент… моей смерти? — уточнил я, чтобы составить в голове более чёткую картину.