Княжич Юра III

Француз Михаил

Хотя, чего ещё ждать от лучшего учебного заведения Империи, где учится элита элит Дворянства? Отодранных пластиковых кабельканальных плинтусов с вырванными крышками и сбитыми уголками? Драного линолеума? Дырок в полу с кулак размером?

В общем, привёл меня Ротмистр в казарму, сдал с рук на руки поручику-взводнику, поручил принять и заниматься. Сам ушёл в свой кабинет.

Взводник представился, объявил, что приписан я теперь к первому взводу первой учебной роты первого курса Лицея и теперь проживать буду здесь, а он — мой прямой и непосредственный командир. А дальше… сдал на руки уже зауряд-прапорщику, который являлся кем-то вроде ротного старшины здесь.

Что интересно: звание зауряд-прапорщика в

табели ниже прапорщицкого, уже по факту самого поступления в Лицей мне присвоенного, да и сам человек, это звание носивший, не имел ни Дара, ни Дворянского достоинства. То есть, чисто формально, любой здешний первокурсник мог ему банально приказать или даже убить, выплатив в результате, после разбирательства, малую виру. И это было для меня очень странным: в мире писателя-то, в ВС РФ, старшина — второй человек в роте после ротного, прямой командир всему личному составу в его отсутствии, в порядке внутренней службы в роте, может даже взводникам задачи ставить… офицерам. При этом, являясь прапорщиком… Непонятная ситуация.

Хотя, с другой стороны, если так подумать: а какой Одарённый согласится трусами-портянками заниматься? Если они все, по умолчанию, офицеры? Обер или штабс — без разницы, главное, что не унтер.

А так — да: зауряд-прапорщик — это наивысшее звание, на какое в здешних войсках, может претендовать Бездарь. Дальше — всё, потолок. Не раскрыв в себе Дара, не переступишь. Никак. Хоть поперёк себя извернись. Так что, крепкий и лихой пышноусый дядька, которому я оказался в результате «спуска по команде», в конце концов передан, был дядькой серьёзным. Ведь, насколько я понимаю, при той численности населения, которая была в здешней России, и при том мизерном проценте Одарённых в их составе, конкуренция в войсках Бездарей за звания и должности должна быть просто дикой. Он должен был огонь и воду пройти, чтобы получить к своим сорока годам (на вид) свою единственную маленькую серебряную звёздочку поверх одной широкой галунной нашивки в длину погона.

С другой стороны, сколько лет, на самом деле, могло быть (не смотря на его моложавый внешний вид) поручику-взводному, я даже близко не представляю: тридцать? Шестьдесят? Сто? Двести? Любой из этих ответов может оказаться верным.

Так вот, Зауряд-прапорщик (к нему я, по статусу своему, мог обращаться уже без всякого «благородия» и на ты, что он мне сразу и сообщил) уже занялся мной, как следует. Сводил к местному парикмахеру (а здесь такой, оказывается, был. Весьма умелый, профессиональный и в специально оборудованном помещении, классом не уступавшем московским салонам красоты, которые я успел увидеть и посетить), который привёл мою причёску в соответствие здешним Уставным нормам, сотворив мне стандартный «сержантский полубокс», от которого я, если честно, усел порядком отвыкнуть…

Потом Семёныч (а зауряд-прапорщик представился Денисом Семёновичем Сизовым, но разрешил называть просто Семёнычем) отвёл меня на склад, где ещё один зауряд-прапорщик мне подобрал кучу вещевого имущества, как то: пару спортивных костюмов, две пары кроссовок, комплект формы полевой, обувь полевую с высоким берцем, обувь офисно-парадную утеплённую, комплект утеплённого белья, комплект зимней формы, зимнюю шапку, ранец патрульный, ранец рейдовый, налокотники-наколенники, перчатки тёплые, перчатки рабочие, перчатки тактические, перчатки белые-парадные, кашне и ещё кучу всего, что даже только перечислять замучаешься, а мне это всё ещё перемерить и подобрать надо было. Утомительное занятие.

Потом был другой склад и другой зауряд-прапорщик, выдавший мне респиратор, противогаз и защитный противохимический костюм вроде знакомой писателю «эльки», то есть «Л-1». Потом следующий склад и следующий зауряд-прапорщик, который мне бронежилет с каской, аптечку и разгрузкой выдал… ума не приложу, за каким хреном это всё Одарённому,

от которого и так пули отскакивают, и который в эпицентре ядерного взрыва выжить может… в теории… когда-нибудь потом. И я, кстати, вопрос этот прапорам задал. На что получил абсолютно синхронный и слаженный ответ, который объяснял сразу всё, всем и сразу — «Положено!». Про котелок, кружку, ложку, рыльно-мыльное и прочее уже и вовсе молчу.

И вот, возвращаюсь я весь нагруженный, как тот верблюд, всяческими обновками в казарму, подползаю к указанной мне Семёнычем койке, скидываю на неё всё своё барахло… и тут ко мне подваливают четырнадцатилетние шпиндели — сослуживцы мои теперешние. Или сокурсники?

Четырнадцать лет и так-то — самый говнистый возраст. А тут ещё Дар, гонор, Дворянская спесь и привычка к вседозволенности.

И я такой — просто, как плевок им всем в лицо: великовозрастный слабосилок… более популярный и распиаренный, чем они все вместе взятые! Как такое можно пропустить мимо своего внимания? Никак!

Вот ко мне самый борзый и, видимо, родовитый, как раз и подвалил. Представился: Княжич Иван Черниговский, старший сын Василия Черниговского, Князя Рязанского… сосед, блин. Знал я его раньше. Да и он меня знал… до «пробуждения». Нахальный малолетка…

Подвалил с «группой поддержки» из ещё двух парней покрупней и повыше себя самого. Подвалил и чё-то быковать начал. Сперва словами себя разогрел. А после, осмелел видимо, от того, что я молча весь его бред выслушиваю, да толкаться полез. Двумя руками сразу. Ну я чуть довернулся, пропуская его влево от себя. А когда он проваливаться начал, увлекаемый собственной инерцией, толкнул его уже сам. Сверху вниз и от себя. Пацанчик не удержался на ногах и кулём грохнулся на пол. Я ждать не стал: шаг вперёд и два «крюка», один с правой, другой — с левой, точно по подбородкам прихлебателей. И вот на полу уже трое лежат. А барахтается один — не порядок, нечего отличаться. Вот я и вмазал ему ногой, не мудрствуя лукаво, «по-футбольном» в дыхло.

Собственно, на этом эпизод посчитал исчерпанным. Парней у меня из-под ног утащили, лезть больше не стали — дали спокойно вещи разложить, на ужин сходить (полдня по складам промотался, блин), помыться перед сном. Даже классическую «разборку в умывалке» устраивать не стали.

Я уж даже в их адекватность поверил даже. Расслабился. А зря: какая может быть адекватность в четырнадцать у дурака с Даром? У дураков?

Настала ночь. Отбой, погашенный свет, все дела. Ближе к первому часу ночи я резко полетел на пол, скинутый с занятой мной «пальмы». Да, я знаю, что «пальма», то есть, верхний ярус кровати считается местом… мягко говоря, не престижным, но так уж сложилось, что на высоте мне всегда больше нравилось спать. Вот и здесь, из предложенных на выбор Семёнычем вариантов, я выбрал тот, который повыше. Возможно, в этом состояла моя тактическая ошибка, так как двое тишком залезли на нижнюю койку, подняли вверх ноги и синхронно, на «раз-два», толкнули ногами моё тело сквозь пружины вверх так, что я сначала воспарил, аки птица, а потом грохнулся вниз, на пол. Хорошо ещё головой об тумбочку не уе… ударился.

А дальше злые шёпотки-ругательства-команды и тени пытающиеся меня запинать-затоптать на полу, раздвинув в стороны кровати. Расчёт, в принципе, верный, годами проверенный: упавший, ничего со сна не соображающий человек, численное преимущество, удобная для запинывания позиция — всё это правильно. И даже работает. Но не с тем, кто такие фокусы знает из опыта. Не с тем, кто по габаритам своим, как медведь. Не с тем, кто всякими видами борьбы всю свою сознательную жизнь занимается.

Одну ногу поймал, по другой своей ногой зарядил чуть ниже колена по внешней стороне, аккурат по надкостнице, третьему длиннющей своей рукой снизу между ног двинул, вызвав задушенный крик боли. Ещё, ещё и ещё.