Княжий воин

Крюков Виктор Васильевич

– А что, люди княжьи, подайте каликам перехожим от щедрот ваших.

Срезень продолжал уминать кашу за обе щеки, не обращая на него внимания.

– Да у них языки от страха поотнимались, - засмеялись за соседним столом.
– Куряне хваленые!

Срезень доел последнюю ложку каши, аккуратно смахнул с бороды крошки, и поманил рыжего пальцем:

– Ежели слово еще скажете - никто живым не уйдет.

–

Вона как...
– начал было со смехом рыжий, но Срезень, привстав, схватил его за загривок и со всего маху ударил мордой об стол - крайняя доска дубовой столешницы раскололась пополам.

"Калика" упал, остальные четверо с руганью вскочили и повыхватывав топоры, кинулись на курян:

По запорошенной снегом дороге трусили к Курску.

– Ну что, Ромша, в бою похмелье хуже, чем в пиру?
– спросил Срезень.
– Я первого своего до сих пор помню

Романа и впрямь трясло и мутило. Как ни суди, а из пяти убитых двое были на его счету. Вспоминать было тошно.

– А как ты шепелявого-то достал? Он тоже в кольчуге был.

Роман молча достал из левого сапога стилет, подарок Смаги.

– Мне такой же сработай, - попросил старшина, внимательно осмотрев необычное оружие.
– Полезная вещь.

– У лихих этих, - продолжил Срезень, - на совести не одна дюжина душ загубленных. Так что Господь нас с тобой им навстречу послал, чтобы волю Свою исполнить. А Он абы кого не пошлет.

...После происшествия в харчевне Роман заработал право носить в левом ухе воинскую серьгу - знак того, что на его боевом счету не только кулачные победы:

Служба воинская времени у Романа отнимала все больше. Дневал и ночевал то в детинце, то на Казачьей заставе. Погостить у своих и подсобить Людоте удавалось все реже.

Роман встреч с Анютой не искал, но получалось само собой: то на снежной горке в воскресенье увидятся и она улыбнется ему приветливо, то в лавке, таясь от чужих взглядов, они парой слов перебросятся. Как-то на воскресной службе, посещать которую для гридня было делом обязательным, Роман услышал сзади знакомый шепот:

– Приходи по первой звезде к Перунову ключу:

Одета она была не по-боярски - в простеньком полушубке, валенках и платке, но от этого казалась Роману еще милее.

– Здравствуй, добрый молодец, - голосок её дрожал от волнения.
– Поди, замерз?

– С утра жду, - ответил Роман.

– Как так?
– удивилась Анюта, наивно поверив.

– Ты сказала "по первой звезде", а не сказала, когда. То ли когда потухнет, то ли когда загорится.

Боярышня засмеялась звонко, но потом с опаской прикрыла рот ладошкой, и тут Роман заметил, что она без рукавичек.

–

Позабыла в спешке, - объяснила Анюта.

Роман взял ее сопротивляющиеся руки в свои и стал греть. Румяные от мороза щеки боярышни зарделись еще больше.

– Как птичку держишь, - сказала она, уже не пытаясь освободиться...

Яркие зимние звезды с любопытством смотрели вниз. Через много лет они будут слагаться все в те же созвездия, не изменив своего положения на небе. Что им несколько столетий? А вот от человека, даже от такого, как Анюта, и крохотной памяти не останется...

– Ишь, скорый какой, - засмеялась боярышня, вырвавшись из рук Романа и отбежав в сторону.
– Не жених еще, чтобы целоваться. Вот сватов пришлешь...

Со стороны Княжьей дороги послышалось басовитое покашливание верного дворового.

– Никак твоя черноризка? Голосом с морозу погустела.

– Та на печи десятый сон видит, меня от доброго молодца охраняя, - засмеялась Анюта и уже с грустью продолжила:

– Пора мне, Ромша. И так своевольничаю. Не дай Бог, батюшка узнает: Завтра придешь ли?..

Но на следующий вечер Анюта к Перунову ключу не пришла: Едва дождавшись утра, Роман направился в город и битый час крутился под окнами хором боярина Седоватого, пока за замерзшими стеклами не увидел знакомое лицо - заплаканное и невеселое. Увидел всего на мгновение - кто-то властно отстранил боярышню от окна, после чего показалась бородатая физиономия ее отца. Боярин мельком посмотрел на Романа и сказал что-то в глубину комнаты.

Через некоторое время тяжелая калитка боярского двора со скрипом отворилась, пропустив троих дюжих мужиков, которые неторопливо пошли в сторону Романа.

– Чего ошиваешься, паря?
– недружелюбно спросил один из них, похлопывая плеткой по сапогу.
– Топай восвояси, а то шею намнём.

Случись это полугодом раньше, Роман постарался бы избежать стычки или хотя бы не начинать драку первым. Но сейчас он был почти дружинник, и защищать должен был не только свою честь, но и честь воинского братства, готового принять его в свои ряды.

Роман сбросил полушубок и засучил рукава рубахи:

– Попробуй.

Дворовые знали, с кем имеют дело, а потому решительности не проявляли. Один из них нырнул в калитку и скоро вернулся еще с двумя мордоворотами.

Но тут из-за угла выехало пятеро конных гридней во главе с седоусым старшим.

– Подсобить, Ромша? В самый раз погреться.

Гридни уже готовы были спешиться, но старший жестом их остановил и обратился к дворовым:

– Скажите спасибо, что боярину Никите служите. Мы бы вам целых костей поубавили.