Княжий воин

Крюков Виктор Васильевич

– Руби!
– заорали в один голос Смага и отец Федор.

Но Роман рубить лежачего не стал, а лишь ударил его со всего маху ногой выше стопы, по косточке. Половец застонал от боли, но тут же вскочил и, сильно хромая, метнулся к мечу.

В боях на Каяле Роман не раз применял своего собственного изобретения приемы, сочетая холодное оружие со знакомыми ему одному приемами рукопашного боя - немало степняков расстались с жизнью не успев понять, как достал их этот молодой русич. Но здесь Роман не мог

избавиться от впечатления, что участвует в спортивном состязании. Рука отказывалась разить противника всерьез, как в сече. Может быть, причиной тому сотни болельщиков - как в спортивном зале. Будь то на Каяле, ханыч давно лежал бы бездыханный.

"Не выйдет из меня гладиатора", - подумал Роман

Мало чести ханскому сыну так долго возится с простым воином. Половец все отчаяннее пытался преодолеть непостижимую увертливость русича своим напором и силой ударов, но излишне горячился, допуская все больше ошибок:

Надо было завершать поединок: Будто сам-собой получился один из проверенных в сече смертельных приемов - половец так и не поймет, как русич оказался у него за спиной и не увидит разящего меча. Вот-вот половецкая голова покатится по траве, густо окропляя ее кровью и недоуменно хлопая глазами:

Но в последний момент Роман послал меч не острием, а плоскостью и этого хватило, чтобы надолго оглушить противника: Когда половцы убедились, что русич добивать не собирается, ханыча бесцеремонно отволокли в сторону под разочарованные крики наблюдающих - они ждали совсем другого.

Романа, распаленного боем, подвели к Кончаку.

– Почему ты не убил его, воин?
– сурово спросил хан.
– Ты мог сделать это не один раз.

– В бою я не пожалел бы ни его, ни тебя, - ответил Роман.
– Но в моем народе прилюдно бьются только на кулаках.

Хан помолчал, теребя рыжую бороду, потом усмехнулся своим мыслям и, соглашаясь с молодым собеседником, кивнул:

– Я неохотно отпускаю тебя, русич. Ты мог бы жить под моим покровительством, как гость. Но, наверное, ты спешишь на родину. У моего народа нет родины - степь большая, в ней везде хорошо. У вас не так: Твой князь Игорь Святославич не принял гостеприимства и доверия - бежал недавно из-под моих шатров. Ты же уедешь, как победитель. Тебе и твоим товарищам дадут лучших коней, и никто не посмеет вас тронуть:

– Я со своими останусь, - заявил отец Федор на предложение Романа собираться домой.
– Кто их на чужбине поддержит словом Божьим?.. Кланяйся Курску, Роман Людотыч:

– И мне сам Бог велит остаться, - поддержал священника Смага.
– Я чужбину знаю, говорю по-всякому, тем помогу своим. Может, зачтется на том свете: Прощай, Ромша:

Глава девятнадцатая

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Утра

дожидаться не стали, выехали в ночь - Роман и двое молодых ратников. Юрий Кончакович дал двух провожатых, снабдил продуктами и оружием - в степи безоружному нельзя.

К рассвету, держа путь на Полярную звезду, путники были далеко к северу от главной ставки.

– Низинами держитесь, распадками, - посоветовал на прощание один из половцев-провожатых.
– Здесь люди живут хоть и нашей крови, но Кончаку не подвластные, и слово его для них не свято. Да и ханский сын обиды может не простить.

– Спасибо, степняки, - махнул рукой отъезжающим половцам Роман.
– Коли где в бою свидимся, уж не обессудьте.

Половец-толмач перевел своим слова русского витязя и рассмеялся, выслушав их ответ:

– Говорят, что будут молиться своим богам, чтобы они уберегли их от молнии в степи и от встречи с тобой:

Степь мягко стелилась под копыта лошадей, убегала назад, но меньше её никак не становилось - ни конца, ни края.

Где ты, Русь? Какую из дорог выбрать, если не знаешь ни одной? А напролом здесь переть нельзя:

"Эх, жалко, Смага не поехал, - думал Роман.
– С ним как за каменной стеной, он-то Степь знает:"

А пока Роману надо было стать "каменной стеной" для двух молодых парней, беспрекословно признавших в нем вожака.

Ехали скрытно. Следуя совету провожатых, всматривались в степные горизонты - не натолкнуться бы на кочевников. Когда становилось опасно, отсиживались в оврагах:

Спутники Романа едва держались в седлах, успев за сутки спешного пути заработать неизбежные для начинающих кавалеристов кровавые мозоли. Пришлось устроить полдня передыху среди кустарника на берегу чистейшей воды озерца. Парни отмокали в озере, прикладывали к ранам найденную лечебную траву, мастерили из рубах подобие подушек на жесткие половецкие седла. Роман втолковывал им кавалерийские азы ремесла: как держаться в стременах, как свешиваться в седле на сторону, чтобы восстанавливать кровообращение и избежать потертостей:

Солнце спряталось за пологими холмами. Завтра с ночи опять в дорогу - не в седлах, так пешком.

– Перетерпим, - заверил Мишата и попросил: - Ежели в Курск вернемся, не сказывай никому, Ромша. Кто-то голову в сече положил, а у кого-то задница стерлась.

– Погоди еще - до Курска далече. Голову сложить и здесь не мудрено.

– Мне помирать никак нельзя.
– вздохнул Мишата.
– Без меня сестренки с маманей по миру пойдут. Хотел вот добром разжиться, сапоги половецкие подобрал - сафьяна красного, с бляхами серебряными. Продать, так корову купили бы - сестренки молочко любят. Отобрали в полоне: А засапожник твой я продал. Маманя хворала тогда, девчонки разболелись - стрел мало делали. Ты уж прости: