Кобра и наложница
Шрифт:
Шейх заметно смягчился и задумался. Через короткое мгновенье он спросил:
— Ты помнишь испытание для всадника при твоем посвящении в воины?
Кеннет усмехнулся:
— Воин должен проскакать на своей кобыле, выполняя сложные движения.
«Ему пришлось пройти через другое испытание».
Рамзес лукаво усмехнулся:
— Помнишь, как отвели тебя в сторону и сказали, что настоящим испытанием для тебя будет проверка твоей мужественности?
Рамзес и Джабари привели его в грязный кирпичный дом местной
— Ты хвастался отцу, что был единственным воином, который мог оставаться с женщиной целых пятнадцать минут, — припомнил Джабари.
— А он сказал: «Сын мой, ты должен учиться ездить на лошади как можно дольше. Быть воином означает уметь ездить верхом столько, сколько надо. Ты можешь быть болен, но все равно ты должен. Покажи своей лошади, что хозяин — это ты. Будь ласковым, но твердым. Чтобы объездить, ударь ее по носу. Не слезай с лошади, если заметишь ее желание сбросить тебя. Зажми ее коленями и езди до тех пор, пока она не устанет», — вспомнил Кеннет.
— Так ты возвратился, полный решимости поступить, как советовал мой отец! — Джабари так и покатился со смеху.
Кеннет улыбнулся.
— Она дала мне сдачу, когда я ударил ее по носу, но я зажал ее коленями, как учил отец.
— Я слышал, эта женщина не могла ходить целую неделю — но почти так же долго с ее лица не сходила улыбка. Тебе следовало жениться на ней, вместо того чтобы преследовать Бадру, — засмеялся Рамзес, но сразу же резко оборвал себя.
Джабари потер свою бороду.
— Итак, Хепри, скажи нам, что ты хотел бы обсудить.
«Хепри».
Он сказал это так, как будто формально восстановил их прежние отношения. То, что он назвал его прежним именем, означало, что шейх простил его. Кеннет сразу успокоился. И вздохнул. Потому что то, что он собирался сказать, больно ранит их.
— Дело касается ограбления гробницы. — Заметив сосредоточенные взгляды обоих мужчин, Кеннет помедлил для большей убедительности. Рамзес проявил признаки гнева. Не ожидавший этого, Джабари имел комичный вид.
— Я приехал сюда, чтобы расследовать кражу из гробницы в Дашуре, на тех раскопках, которые производятся на мои деньги. Исчезла бесценная золотая вещь — вскоре после того, как ее нашли.
Рамзес зарычал и положил руку на эфес сабли. Больше, чем кто-либо из других воинов Хамсинов, он презирал грабителей гробниц.
Лицо Джабари выразило тревогу.
— Ты не для того приехал, чтобы рассказать нам об этом, Хепри.
Кеннет достал из кармана единственную улику, найденную в гробнице. Обрывок ткани синего цвета повис у него в руке. Шейх с шумом выдохнул воздух. Рамзес выглядел ошеломленным и тихо ругался.
— Тот, кто совершил это злое дело, был не Хамсин, —
— Это ничего не доказывает, — согласился шейх, хотя его бронзовые щеки побледнели. — Вместе со мной на раскопки приезжали Элизабет, Рашид и Бадра. Может быть, это кусочек от одежды Элизабет.
— Возможно. А может быть, кто-нибудь, увлеченный историческими ценностями, захотел ближе познакомиться с находкой. И украл ее.
— Ты осмеливаешься обвинить в краже Джабари? — воскликнул Рамзес.
— Нет. Рашида.
На лице Джабари появилось смятение.
— Ты уверен? — спросил он.
— Ту вещь, о которой мы говорим, я нашел в мешке Рашида, когда он останавливался в доме твоего тестя, графа Смитфилда.
Наступило молчание. Затем Джабари спросил:
— И что ты сделаешь? Передашь его в руки английских властей? — Его лицо исказилось от гнева.
— Нет. Я храню честь Хамсинов и не хочу позорить племя, которое меня вырастило. Я мог бы приказать арестовать Рашида. О, это была бы такая сенсация для газет. Но я этого не сделал. — Он с трудом перевел дух. — Вместо этого я пришел к вам.
Шейх почувствовал явное облегчение.
— Чем мы можем помочь?
— Я уверен, что Рашид связан с контрабандистами. Возможно, он использует Бадру, чтобы получить доступ на раскопки. Он и раньше использовал ее. Не удивляйтесь, если она выразит пожелание поехать на раскопки в качестве художницы, чтобы делать зарисовки. У меня есть план, как поймать Рашида. Тогда я отдам его вам. А вы накажете его так, как сочтете нужным.
Трое мужчин замолчали, припомнив законы племени на этот счет. Рашид будет подвергнут изгнанию. Предварительно его лишат сабли, меча и повязки цвета индиго. Он навсегда станет изгоем.
— Что ж, да будет так, — заключил Джабари, — Делай так, как должен. Но я надеюсь, что ты ошибаешься.
— Я тоже на это надеюсь, — сказал Кеннет, но в глубине души он был уверен, что Рашид виноват.
Когда они встали, шейх положил руку Кеннету на плечо.
— Надеюсь, ты останешься с нами хотя бы на одну ночь?
— Почту за честь, — торжественно сказал Кеннет.
Когда они вышли наружу, он сощурился от яркого солнечного света:
— А как твой сын, Джабари?
Как бы в ответ донесся громкий заливистый крик. Кеннет обернулся и увидел черного от загара, светловолосого малыша, скачущего на полных ножках.
— А вот и мой сын. Тарик представляет себе, что он лошадь.
Изображая галоп, мальчуган сделал круг около мужчин. Совершенно голенький.
— Пу! — пронзительно орал он.
Джабари выглядел вполне довольным:
— Мы пытаемся научить его и английскому и арабскому. Арабский дается ему лучше, чем английский. «Пу» — единственное слово, которое он знает по-английски.