Кобра
Шрифт:
Он посмотрел на нее долгим взглядом. В уголках ее рта выступила слюна, в глазах стояли слезы. Берега океана.
– Клер!
– Знаешь, я могла быть застрелить тебя прямо сейчас. Я теперь умею, ты научил меня, как убивать, и знаю про оружие.
– По-видимому, не очень хорошо. Я считал, что учил тебя никогда не поднимать заряженное ружье выше уровня колен, если не собираешься стрелять.
Она глянула вниз. Винтовка был нацелена прямо в его ремень, между дулом и пряжкой не больше двадцати дюймов. Хотя каждый мускул его тела тянул его упасть или бежать, Малчек продолжал спокойным голосом:
–
Он видел, как ее обида отступила, когда Клер поняла, что только что бессознательно сделала, что за трагедия могла бы случиться из-за секунды неосторожности. Она, не двигаясь, смотрела на него, а когда шок проступил в ее глазах, она пришла в себя.
Ружье не упало на землю. Его быстрая рука поймала его всего в шести дюймах от одеяла. Клер упала рядом, скорчившись, как больной ребенок, плача, извиняясь, слепо ища его прощения. У него стучало в голове, и во рту стало сухо. Он обнял ее и подумал, что хотел бы знать то волшебное слово, которое помогло бы им обоим.
Когда худшее было позади, он начал говорить в ее волосы, оглядывая деревья вокруг них, прислушиваясь к любому звуку над ее последними, прерывистыми, дрожащими вздохами.
– Все хорошо? – он слегка отодвинулся и посмотрел на Клер. Она несчастно покачала головой.
– Как долго еще, Майк?
– Пока ты не научишься.
– Я не имела в виду оружие.
– Я знаю, – он настороженно посмотрел на лес вокруг них. – Ну, все. Мы хорошо поработали. Пора возвращаться. Все будет хорошо.
Но позже этим днем, когда они занимались любовью и он входил в нее все глубже и глубже, Клер почувствовала, как обнимающие ее руки дрожат от напряжения.
Раньше этого никогда не случалось.
К десяти вечера она поняла, в какую переделку он угодил. Они сидели, прижавшись друг к другу, и смотрели старый фильм с Кирком Дугласом, успокаиваясь от неизбежного триумфа хорошего шерифа над плохим бандитом. Он встал во время рекламной паузы и вернулся в теплом свитере, остановившись по дороге, чтобы установить термостат на более высокую температуру.
– Что-то холодно здесь становится, – объяснил он, снова садясь рядом и обнимая ее.
– Ты шутишь. Здесь ужасно жарко. Но через двадцать минут его начало знобить.
– А ты, действительно, не притворяешься. Тебе и в самом деле холодно, – сказала Клер, поворачиваясь, чтобы в изумлении взглянуть на него.
Его кожа была почти голубой, а легкая дрожь перешла в прерывистые резкие судороги, почти конвульсивные.
– Что с тобой? Ты, наверно, подхватил простуду, там…
– Это не простуда, дорогая. Это глупость. Если ты еще об этом не догадалась, я несчастный осел!
Еще одна волна дрожи сотрясла его, и он обхватил себя руками, наклоняясь вперед, словно у него болел живот.
Клер испуганно смотрела на него.
– Майк, ты не… ты не… привык к чему-нибудь, так ведь? Тот пузырек, с таблетками, пустой?
Малчек глянул на нее со злостью:
– Не будь дурой, Клер, конечно, нет. О, господи…
На секунду ей показалось, что он сейчас потеряет сознание, его глаза закатились
– Глупо здесь сидеть. Давай забирайся в постель, и я включу электрическое одеяло. Видишь, я оказалась права. Хорошо, что мы его купили.
– При нормальном ходе событий я вполне способен согревать тебя в постели, – помпезный тон его заявления был слегка смазан стуком его зубов. – Просто так случилось, что в данный момент у меня трудности.
Он последовал за ней в спальню, неохотно позволил ей снять с себя ботинки и, не раздеваясь, забрался под одеяло. Она еще раз повернула ручку термостата и тревожно посмотрела на Малчека. Ей нравились темно-коричневые простыни, которые были в этой маленькой роскошной квартирке, но сейчас его лицо на фоне наволочки казалось мертвенно бледным и отливало голубым. Он сжал челюсти, чтобы остановить их вибрацию.
– И когда это чудесное одеяло собирается нагреться, к следующему Рождеству? – выдавил он сквозь зубы.
Клер просунула руку под угол одеяла – оно было уже довольно горячим. Она присела на край кровати.
– Ты сказал минуту назад, что это была глупость. Что это на самом деле?
– Ты поверишь, если я скажу малярия?
– Я поверю даже в черную лихорадку с истоков Замбези.
– Нет, это старая, скучная, обычная малярия. Многие из нас ее подхватили во Вьетнаме. У них было «лекарство», но от него становишься ярко-желтым. Большинство из нас перестали принимать таблетки, когда почувствовали себя лучше. Никто не хотел выглядеть желтолицым – так тебя легко застрелят. И все было нормально, мы были здоровы. А потом, несколько лет назад я переработал и бах! – все вернулось. Мой доктор предложил то же самое лекарство, но я сказал, что копов и так по-разному обзывают, еще и «желтопузый» меня не устраивало. В конце концов он дал мне еще что-то, и мне стало лучше.
– Особенно сейчас.
– О'кей, он не говорил, что это меня вылечит. И он предупреждал, что если я не буду следить за своим здоровьем, не буду поддерживать форму, это может вернуться. – Начался следующий приступ дрожи. – О черт! Он, действительно, знал, что говорил. Короче, я привез с собой таблетки, так? Нет проблем.
– Я принесу их.
Клер вошла в ванную и вернулась с маленьким коричневым пузырьком, отвинчивая на ходу крышку. Наклонив его над ладонью, она попыталась вытрясти таблетки наружу. Но ничего не выпало, хотя она слышала, как внутри что-то гремело. Потыкав пальцем внутрь, она вытащила то, что мешало – пакет силиконового геля, чтобы держать таблетки сухими. Она отчаянно потрясла пузырек еще раз. Ничего. Таблеток не было.
Пузырек был пуст.
Она показала его Майку, и его лицо еще больше побледнело.
– Я слышал постукивание. Я подумал… Клер отвернулась, не в силах смотреть на возрастающую жестокость судорог.
– Я позвоню доктору.
– Нет! В этом нет необходимости. Слушай, у меня уже так было. Клер, не о чем волноваться. Я точно знаю, что произойдет, так что успокойся. Все просто. Озноб будет продолжаться еще немного, а потом поднимется температура, может быть, очень высокая. Мне будет довольно плохо, но только на несколько часов, а потом жар спадет и меня прошибет пот.