Кобра
Шрифт:
– Боже, но ты же не можешь…
– Да не трясись ты обо мне, ради бога. Если я могу это пережить, то ты точно сумеешь. Просто оставь меня в покое. Через несколько минут мне уже будет все равно.
– Давай я схожу в аптеку и куплю обыкновенного хинина. Он же должен помочь?
– Теперь это уже не имеет значения. Как только приступ начинается, то продолжается до самого конца. Хинин может помочь, чтобы остановить следующий приступ, но мы поговорим об этом потом. Не выходи из квартиры одна.
– Следующий приступ? – Это звучало все хуже и хуже.
– Они повторяются.
Он закрыл глаза и отдался дрожи, сжимая одеяло вокруг трясущегося тела, пока выключатель на тумбочке не начал произвольно включаться и выключаться от перегрева.
Клер некоторое время продолжала смотреть на него, пораженная безраздельной и властной силой приступов. Его лицо осунулось, ногти стали голубыми от холода. Наконец, не зная, что еще сделать, она легла в кровать рядом с ним, пытаясь добавить тепло своего тела к теплу одеяла. Через несколько секунд она вспотела, но Майк оставался холодным.
– У меня выдающиеся способности превращать мужчин в дрожащее желе.
– Я не думаю, что хочу об этом знать.
– Трус.
– Клер, обними меня пожалуйста. Сделай так, чтобы мне стало тепло.
Его тихий голос ошеломил ее как крик. Это было так не похоже на него умолять о чем бы то ни было. Он всегда был сильным, он был у руля. Теперь, в первый раз, он нуждался в ней, а она ничем не могла ему помочь.
Она уже не могла его согреть. Малчек становился все холоднее и холоднее.
К трем часам ночи он впал в беспамятство. Последний раз, когда Клер измеряла его температуру градусником из автомобильной аптечки, он показал 104 и 4, а потом Малчек случайно уронил его на пол. Сначала вместе с температурой пришли боль и рвота, а затем, когда этот период прошел. Малчек так неистово поворачивался и изгибался, что Клер лишь иногда удавалось обтирать его тело мокрыми полотенцами, которые она мочила в тазике, наполненном водой со льдом.
Он лежал раздетым на темных простынях, и его желто-белая кожа туго обтягивала кости, испуская больше жара, чем электрическое одеяло. Как только Клер смачивала кожу, она мгновенно высыхала, испаряя влагу.
Клер была в ужасе. Для нее любая температура выше 103 означала немедленную госпитализацию. В отчаянии она снова и снова прикладывала полотенца, пока простыни по обе стороны кровати не промокли насквозь, но под его телом они оставались совершенно сухими.
В доме и на улице стояла мертвая тишина. Не проезжали мимо машины. Фонари освещали пустые улицы. Внезапно где-то вдалеке залаяла собака, отрывистый звук проникал через открытое окно. Прохладный ночной ветерок помогал снизить жар Малчека не больше, чем вода со льдом.
Сначала Майк постанывал от боли, но через некоторое время стоны сменились бормотанием, а затем горячечным бредом. Клер тошнило от некоторых вещей, сказанных им в беспамятстве. В его жизни было достаточно жестокости и насилия, чтобы запятнать сотни умов. Вьетнам, городские улицы, подворотни – все это изливалось из его рта.
Потом все стало проще. Гораздо проще.
«Помоги мне, Клер. Помоги мне, Клер. Помоги мне, Клер.» Но она ничего не могла поделать.
К пяти часам она была убеждена,
Бред прекратился. Малчек лежал недвижно, в горячке, запавшие глаза закрыты, губы сжаты, дыхание частое и тяжелое, как у загнанного оленя.
Фамилия первого доктора в телефонном справочнике была Аароне. После первых сонных вопросов о состоянии больного голос в трубке стал твердым и ясным.
– Ваш муж сказал Вам правду, миссис Майклз. Вы все делаете правильно. Я знаю, что он выглядит плохо, но, поверьте мне, лихорадка скоро прекратится. Как только это случится, попытайтесь дать ему как можно больше пить, так много как только сможете. Я зайду утром, перед тем как поехать в офис, и дам ему таблеток.
– Вы хотите сказать, пусть примет пару аспиринок, а Вы позвоните утром?
Доктор сухо рассмеялся, и Клер ненавидела его, до боли в руке сжимая телефонную трубку.
– Может быть, это действительно так звучит, но, поверьте мне, пожалуйста,поверьте мне, если бы можно было сделать хоть что-нибудь практическое, я бы приехал через пять минут.
Он помолчал и вздохнул.
– Послушайте, я представляю, как вы должны быть напуганы. Малярия – это обычно лишь одна из болезней в репортажах ночных новостей. Рытье канала – и люди мрут, как мухи. Но во многих странах малярия такая же обычная болезнь, как корь, даже сегодня. В некоторых случаях она может быть до черта упрямой, даже в дни так называемых медицинских чудес. Но он не умрет, я обещаю Вам. Ему станет лучше еще до того, как я приеду. Посторонние люди не смогут ухаживать за ним лучше, чем Вы, а Вы мне кажетесь разумной девушкой. Увидимся через несколько часов.
Она сидела, уставившись на телефон, после того как врач повесил трубку. Все было кончено. Завтра Майк будет слаб, опустошен, не в силах обеспечивать их безопасность. Все было кончено, их побег пришел к концу. Даже Малчек должен теперь признать поражение. Они не могли больше оставаться одни. Любовь была более важной, чем честь, что бы и подразумевалось под этим словом.
Ей не было никакого дела, если Эдисон взорвет целый штат, лишь бы Майк остался жив. Она чувствовала почти облегчение от того, что для нее выбор был сделан. Для них обоих.
Оставалось только совсем неясным, как это реализовать. Позвонить Гонсалесу? Но Майк держал связь с Реддесдэйлом, и только с Реддесдэйлом. На это должна быть причина. Может быть, Гонсалес все еще под подозрением? Клер вошла в спальню и нагнулась над Майком, умоляя его сказать личный номер телефона комиссара, но Малчек либо не слышал, либо «замок» в его голове был настолько крепок, что оставался закрытым даже в беспамятстве.
Она набрала номер справочной службы, но ей сказали, что домашний номер телефона Реддесдэйла не включен в телефонный справочник. Секунду подумав, она спросила номер его офиса. Кто-то же должен быть там – ведь полиция работает днем и ночью!