Кобра
Шрифт:
Ей показалось, что они вбежали в черную дыру. Через несколько минут свет от горящей машины исчез, и они наощупь пробирались через лабиринт папоротников и корней, крепко держась за руки.
– Что бы ни случилось, не отпускай мою руку, – сказал Малчек.
Клер была слишком напугана, чтобы ответить. Этот лес очаровал ее днем, но в темноте он подавлял, вызывая страх. Они чувствовали, как огромны деревья вокруг. Наверху завывал ветер, и трещали зацепившиеся друг за друга ветви, но внизу было тихо, как на дне ночного моря. Клер кожей ощущала гигантский размер стволов. Каждый из них казался невидимой, гнетущей угрозой, как будто готовый упасть в любой момент. Это было чувство, обратное тому, что испытываешь, глядя вниз с высокого здания. Чувство головокружения муравьев на празднике великанов.
– Что?
– Ничего.
– Но ты все время говоришь одно и то же.
– Если бы у тебя был русский дедушка, ты бы то же самое говорила.
Что бы эта фраза ни означала, звучала она ужасно.
Темноту, казалось, можно было пощупать, она была плотнее вокруг деревьев, безразличных к спасающимся от смерти людям.
– Знаешь, кто-то платит деньги, чтобы построить такие лабиринты, – выдохнула она, когда они прислонились к очередной древней колонне.
– Слышал. Не останавливайся, продолжай идти.
Он потянул ее от дерева, но почти сразу же натолкнулся на что-то еще.
– Осторожно. Здесь упавший ствол.
Клер протянула вперед руку, нащупывая мокрую ткань его куртки, а затем горизонтальные края шершавого ствола.
– Давай мы через него переберемся и отдохнем.
– Хорошо. – Майк согласился с ее предложением без энтузиазма, но начал двигаться вправо, прижимаясь к дереву. Оно не было таким большим, как то, что они использовали в качестве мишени в лесу несколько дней назад. Воздух проплывал над его поверхностью и касался лица Клер, нежный зефир по сравнению с неистовым ураганом, завывающим наверху в ночи. Внезапно Майк качнулся влево, и она выпустила его руку. Послышался треск, а затем наступило молчание.
– Майк!
– Я здесь. Ствол прогнивший, с дуплом на краю. Иди вперед, и ты найдешь меня.
Почти сразу же ее пальцы нащупали провал в сломанном стволе, и она, пробираясь вдоль внутренней поверхности, чуть не упала на Майка, который сидел на мягкой подстилке из старых папоротников и гнилой древесины. Он поймал ее и на мгновение прижал к себе, прежде чем усадить рядом спиной к стволу.
Где-то очень высоко ветер бушевал в ветвях, как бешеное животное, мечущееся в безвыходном лабиринте. Внизу же он двигался через лес с тихим шепотом, а дождь казался не больше, чем водяной пылью. Вокруг колыхались и шелестели папоротники, и это было очень слабым эхом неистовства, творящегося наверху.
– Ты думаешь, он пойдет за нами?
Каждое движение папоротника, казалось, скрывало какую-то угрозу.
– Пока нет. Может быть, вообще не пойдет. Может быть, уже идет. Я не знаю.
Это был до странного неоднозначный ответ, и Клер, дрожа, прижалась к Малчеку, ища поддержки. Но ее не было. Только ответная дрожь, переходящая в конвульсивные спазмы. Его руки становились все холоднее.
Снова начинался озноб. Он поднял руку, на которой бледно-зеленым маячком в темноте светились часы.
– Точно по расписанию. Десять минут одиннадцатого.
– О, Майк, только не это, – Клер прильнула к нему, скорее пытаясь согреть, чем согреться самой. Озноб сотрясал Майка неровными судорогами, и его зубы выбивали дрожь во влажном воздухе.
– Все не так плохо, как в прошлый раз. Я, конечно, не утверждаю, что чувствую себя прекрасно… – его голос постепенно заглох.
Но все-таки теперь это было переносимо. Возможно, предстоящая лихорадка тоже будет менее жестокой. Это может означать разницу между жизнью и смертью. Конечно, спасаться бегством под холодным дождем в мокрой одежде – вряд ли лучшее лекарство от малярии. Но, по крайней мере, от пневмонии
Внезапно за деревом зашелестели папоротники. Сильнее, чем раньше. Майк скорее почувствовал это, чем услышал. Что-то или кто-то шел с другой стороны поваленного дерева. И приближался. Надежда, что это может оказаться Гамбини, Терсон или лось, вспугнутый бурей и суматохой на шоссе, рассеялась при первом же звуке.
– Чертов легавый, я до тебя доберусь!
На мгновение Малчеку подумалось, что их обнаружили, но голос продолжал монотонно бормотать, и его тревога немного утихла. Он замер, как затаившееся животное. Клер сжалась, не дыша, рядом с ним. Снова начался приступ озноба, и Майк собрал в кулак всю свою волю, чтобы дрожь через папоротник не выдала их Эдисону, который остановился за стволом упавшего дерева. Они слышали его тяжелое дыхание и почувствовали толчок, когда тот, сев на землю, прислонился к стволу, чтобы передохнуть. Их от Эдисона отделяли всего несколько футов дерева. Голос Эдисона прокричал, заглушаемый шумом деревьев и ветром:
– Я вернусь домой с твоим скальпом, маленький негодяй! Беги, беги! Я иду следом за тобой!
Ствол вздрогнул еще раз, когда Эдисон, оттолкнувшись, встал и пошел сквозь заросли. Внезапный свет вспыхнул над головами Клер и Майка, перемещаясь на поблескивающую папоротниковую массу. Яркие капли дождя сверкали на темно-зеленом фоне, оставаясь перед глазами, даже когда луч фонарика Эдисона стал удаляться в другом направлении. До них еще доносился его голос, бормочущий что-то, как далекая программа плохих новостей, а потом все затихло, кроме рева вихря и шуршания папоротника. Малчек с удовольствием прикончил бы Эдисона, но озноб означал, что он не мог как следует управлять собой, мог бы неточно прицелиться, и если бы промахнулся… Слишком рискованно, лучше выждать.
Он убрал руку от лица Клер. Дрожь еще раз сотрясла его, но Майк смог ее подавить. Клер обняла его еще крепче, и ее теплое дыхание проникало сквозь свитер. Майк зарылся лицом в ее мокрые волосы, ощущая вкус дождя на губах.
– Все будет хорошо, крошка. Мы прорвемся.
– О Майк, я люблю тебя.
– И тебе все равно… чем… кем… я был?
Вопрос, который он твердо решил никогда не задавать, все-таки вырвался наружу во время очередного приступа дрожи.
– И кем когда-либо будешь. Я не могу это остановить, это часть меня. Ты часть меня, разве ты не видишь? И я часть тебя, – она засмеялась, захихикала на грани истерики, обдавая его щеку своим дыханием. – Если я часть тебя, ты не можешь быть плохим, я никогда ни к чему не присоединяюсь, если не уверена на сто процентов.
Его губы остановили ее, и он целовал ее снова и снова. Здесь и пришло настоящее тепло. На одну сумасшедшую секунду он чувствовал себя как вампир, высасывающий тепло вместо крови, а потом понял, что это не желание. Озноб превращался в лихорадку.
Началась следующая фаза.
Он настоял чтобы они двинулись в путь, и они снова отправились в спотыкающийся, слепой, слишком медленней поход, натыкаясь то на один, то на другой гигантский ствол, промокшие и промерзшие до костей. Он намеревался пойти в сторону, противоположную той, в которую направился Эдисон, затем повернуть к шоссе, где патрули и спасательные бригады уже, наверно, их ищут. Майк хотел уйти как можно дальше от Эдисона, пока был в силах. Но даже шторм не мог противодействовать его поднимающейся температуре. Все плыло у него перед глазами. Рев бури над головой напоминал жужжание насекомых в тропических джунглях, где он убивал и убивал. Малчек сознавал, что теряет связь с реальностью. Когда он что-то скомандовал Клер и она не среагировала, он поднял руку, чтобы ударить ее, но сообразил, что говорил на поросячьем английском. Зрение изменяло ему, и ориентация путалась, пока голова не зажужжала, как улей. Через некоторое время они наполовину упали, наполовину съехали в узкий каньон, по дну которого протекал журчащий ручеек. Склоны каньона полностью скрывались под развесистыми лапами папоротника, на ощупь напоминавшими меховой покров. В овражке ветер был гораздо сильнее, и Малчеку пришло в голову, что каньон, должно быть, вел прямо к морю. Дождь лил в полную силу, и они, не спасаемые от него деревьями уже через минуту насквозь промокли.