Код Атлантиды

Павлоу Стэл

– Я получил ваше письмо, – сказал он.

Гэнт жестом предложил компании продолжить путь.

– Сюда, пожалуйста.

Они направились влево. Стены повсюду были белые и обработаны антисептическими средствами, окна – маленькие и на приличном расстоянии друг от друга, свет – яркий и ровный.

На дворе могли стоять день или ночь, тут одно время суток было трудно отличить от другого. Наверное, им по вкусу такая обстановочка, раздумывала Новэмбер, провожая взглядом неспешно проходивших мимо и читавших на ходу какие-то распечатки ученых. Коридоры

здесь были широкие и бесконечные – по таким ей никогда прежде не доводилось ходить.

Не привлекая всеобщего внимания, она изучала все, что находила важным, в том числе и марширующего впереди Гэнта, точнее, его потрясающую задницу, обтянутую синей тканью форменных брюк.

Завязать разговор отважился Мейтсон. Повернувшись к Хаккетту, он произнес:

– Насколько мне известно, благодаря вам все пассажиры остались в живых.

– Что вы, какие глупости. Произошло небольшое физическое чудо, вот и все, – ответил Хаккетт скромно.

Новэмбер не поняла, заносится он или нет. Хаккетт… Ей определенно следовало поднапрячь память – она вдруг вспомнила, что где-то уже слышала эту фамилию раньше.

– Вспышки на Солнце сыграли злую шутку с электрооборудованием самолета, – продолжил Хаккетт. – Буря послужила буферной зоной, в которую нам удалось сбежать.

До Новэмбер дошло.

– Хаккетт? Доктор Джон Хаккетт? Из института Санта-Фе?

– Иногда меня приглашают в Санта-Фе читать лекции. Но сейчас, как видите, я не преподаю.

Скотт удивился.

– Ты с ним знакома? – спросил он у Новэмбер.

– Я о нем много слышала. Доктор Хаккетт – гений, один из самых блестящих ученых, занимающихся теорией сложности вычислений.

– Вы очень добры.

Хаккетт пожал плечами, делая вид, что смущен.

– Откуда вы узнали, что нам надо влететь в бурю? – с пылом спросила Новэмбер, видя боковым зрением, как Скотт, когда все внимание Хаккетта сосредоточилось на ней, многозначительно на него уставился.

Скотту, по-видимому, пришло в голову, что он обязан внести в дело некоторую ясность.

– Ей всего девятнадцать.

Хаккетт заулыбался.

– Да, да, – сказал он. Новэмбер улыбнулась в ответ. – На самом деле все это очень непросто. Связано с заряженными частицами, электрическими потенциалами. Ионизацией. Солнечным ветром, трением… и еще раз трением.

Скотт повысил голос:

– Эй!

Хаккетт резко повернул голову.

– Ей всего девятнадцать, – повторил Скотт.

Хаккетт вновь посмотрел на расширившую глаза девочку и произнес:

– По-моему, он считает, что я глух.

Новэмбер присмотрелась к нему повнимательнее. И с невинным видом поинтересовалась:

– Вы, случайно, не под наркотой?

Раздался громкий смех, и ее сердце сжалось от приступа стыда. Но когда ей улыбнулся и подмигнул майор Гэнт, она подумала: все не зря. Как же чертовски привлекательны эти ребята в форме!

Наконец они пришли к двери с надписью: «Молекулярная физика, квантово-механическое туннелирование».

Кабинет служил смотровой площадкой, откуда

можно было наблюдать за происходящим в расположенной внизу основной лаборатории. Перед огромными выступающими окнами, наклоненными наружу под углом в сорок пять градусов, стоял ониксовый стол. За стеклами, сотней футов ниже, работали ученые. Их машины были настолько огромными, что лаборантам для установки и проверки отдельных стальных компонентов приходилось забираться наверх при помощи лестниц.

Мейтсон прошел к столу и с поразительной четкостью, будто несколько недель подряд репетировал, разложил бумаги и развернул карты. На одну из стен он повесил экран, к которому прикрепил цифровые фотографии.

Пирс провел к столу остальных, словно чрезмерно старательный официант, выдвинул стулья, сел на один из них, наклонился к Скотту и пробормотал:

– Простите, что так сильно сжал вам руку. Я… гм…

Он резко замолчал, наверное, вдруг подумал о чем-то другом. Глаза Пирса нервно бегали, взгляд ни на секунду не останавливался на Скотте. Неожиданно он наклонил голову, решив заняться бумагами.

Скотт взглянул в другую сторону и обнаружил, что Новэмбер сидит на соседнем стуле. Она была невообразимо близко, на расстоянии, позволяющем поцеловаться. Скотт, вздрогнув, откинулся на спинку и заставил себя улыбнуться.

– Простите.

Новэмбер тоже улыбнулась ему, но что ее улыбка значит, он так и не понял.

Теперь на столе возвышались бесчисленные кипы бумаг. Возможно, их было гораздо больше, чем требовалось. Пирс окинул Скотта горящим взглядом.

– Ужасно интересно.

Хаккетт пристально посмотрел на Мейтсона. Взглянул на снимок айсбергов на экране. И опять сосредоточил внимание на Мейтсоне.

Тут его осенило.

– Вы были на танкере. – Он произнес это таким тоном, что все вокруг замолкли и напрягли слух.

Скотт и Новэмбер сразу сообразили, что Хаккетт имеет в виду. Об этом событии целую неделю только и говорили в новостях. Между Америкой и Китаем на почве несогласия в отношении прав на природные ресурсы Антарктики грозила вот-вот вспыхнуть война. Позиция Штатов заметно ослабла после того, как был замечен их нефтяной танкер, пытавшийся тайком покинуть Антарктику. Правительство заявило, что ни о чем не имеет понятия. С того самого дня, как новость на прошлой неделе стала достоянием общественности, штаб-квартиру корпорации «Рола» в Нью-Йорке атаковали репортеры.

Вот почему его узнали. Ральфу Мейтсону не повезло: он попал в кадр в ту минуту, когда сходил с судна на берег. Этот парень определенно был на танкере.

Мейтсон молча кивнул.

– Чем вы там занимались? – прямо спросил Скотт.

Пирс поспешил коллеге на помощь.

– Я восхищен вашими работами, доктор Скотт, – заметил он. – Сам я провел несколько исследований, касающихся зороастризма. Если я ничего не путаю, Заратустра излагал свое учение самому Пифагору?

– Да, – подтвердил Скотт. – Заратустра оказал значительное влияние на Древнюю Грецию.