Код Маннергейма
Шрифт:
Руна «кен» обещала буквально «пролить свет» на нечто, пока не видимое.
В целом предложение можно прочесть так: «Потребность в выборе правильных действий Маннергейм освещает».
«Немного странно это выглядит почти в середине зашифрованного текста, — подумал Николай. — Зачем маршалу упоминать, казалось бы, и так очевидное?»
Внимательно посмотрев на копии писем, он нашел ответ и на этот вопрос: следующие «снежинки» неодинаковы — для каждого из адресатов Маннергейм зашифровал особую информацию и специально указывал на
Николай решил начать с письма Хейно Раппала, но его отвлек усилившийся шум — вечерний выпуск закончился, и новостийный народ собирался на летучку. Полуверцев решил прерваться и выкурить сигарету — потом придется часа два терпеть, пока летучка не закончится.
Бессонная ночь сказывалась. Он потянулся, зевнул так, что свело скулы, усилием воли заставил себя не тереть покрасневшие от усталости и напряжения глаза и, с трудом протиснувшись сквозь группки оживленно галдящих коллег, выбрался на лестницу.
Покурив и наполнив кружку остывшим и горьким кофе, он вновь обратился к письмам.
Точнее, к письму, которое Маннергейм написал Анькиному деду.
Первое предложение состояло из девяти рун.
Начиналось оно уже знакомой конструкцией: «полученное и передаваемое в дар божественное имущество спрятано», а далее следовала руна «торн». Она обозначала стойкость — стилизованный шип колючего растения, и еще много чего, в том числе и созидательную энергию мужского начала. Последнее тут вроде ни при чем.
Далее руна «лагу», то есть, «вода» и «беорк» — «береза», которую можно также толковать как «очищение» и «возрождение».
И наконец, две последние руны: «эйхваз» и «одал».
«Эйхваз» считалась руной смерти, а «одал» обозначала «землю предков» или «родовой дом».
Усадьба на Стеклянном когда-то была, это точно. Но при чем тут смерть?..
Может, Маннергейм имеет в виду кладбище?
А как с этим соотносится колючий кустарник, вода и береза?..
Ему вспомнились рассказы медянских мужичков о братской могиле на Стеклянном, где хоронили погибших красноармейцев. Она вроде бы находилась на восточной стороне острова. Вплоть до самого берега там тянулись глухие заросли ельника. Может, именно его обозначил Маннергейм руной «торн»?..
Нет, что-то здесь не так…
Братская могила появилась там, видимо, позже, после тяжелых боев весны 1944 года. Усадьба же находилась на другой, западной стороне острова.
А главное — почему Маннергейм пишет это именно Анькиному деду?
Николай, поглощенный размышлениями, не заметил, как началась летучка, и вернулся в реальность только после того, как перед его глазами оказались две изящные девичьи коленки — это опоздавшая Анна, не обнаружив свободных мест, уселась на высокий подоконник рядом с его рабочим столом.
В большой комнате, скрытый от них стеной,
— Слушай, а что там тебе говорил этот специалист из Эрмитажа? Ну, какая-то фраза, что-то связанное с березой и еще чем-то?..
Ответить она не успела, зазвонил его мобильник, и Николай негромко ответил:
— Да? Алло, я слушаю…
Анна расслышала мужской голос и даже вроде бы уловила акцент, но слов разобрать не могла. Мельком взглянув в лицо Николая, она испугалась. Он побледнел и непроизвольно закусил нижнюю губу, судорожно вцепившись в подлокотник кресла.
Собеседник Николая продолжал говорить, и гортанный чеченский акцент, казалось, заполнил все вокруг:
— Слушай внимательно. Твоя жена и ее отец у нас. Если будешь умным, мы их не тронем. Слушай…
Николай услышал очень спокойный голос Елены — так у любимой проявлялось сильное нервное напряжение:
— Коля, у нас с папой все в порядке…
Она продолжала говорить, но трубку уже перехватил прежний собеседник:
— Если будешь дураком, жену получишь по частям. Ты меня понял?
— Да, — подавленно подтвердил Николай.
В душе стало пусто и гулко — как в заброшенном храме.
— Ай, молодец. Завтра привезешь сюда деньги. Знаю, ты — бедный. Поэтому привезешь пятьдесят тысяч долларов. И будь умным — никому не говори.
Раздались короткие гудки. Николай несколько секунд просидел неподвижно, потом поднялся и сказал Анне:
— Мы уходим.
В продуманный план захвата заложников и получения выкупа вмешался случай.
Неожиданно под вечер на соседний участок, отгороженный невысоким забором, лихо зарулила «семерка» цвета «баклажан». Приехавшие мужчина и женщина стали бодро разгружать машину. Рядом весело скакал крупный кобель — овчарка черного окраса.
По репликам соседей Арсен понял, что это отец и дочь.
Они открыли деревянные ставни на окнах, из пристроенного к дому сарайчика-эллинга выкатили лодку на самодельном прицепе.
Отец собирался на рыбалку. Дочь — высокая блондинка средних лет, — направилась к калитке в заборе, разделяющем участки. Она пару раз громко позвала Генку, откинула щеколду, но ее остановил Рамазан. Он начал привычно объяснять про уехавшего в город Генку, но отшатнулся, потому что черный кобель грозно зарычал и встал на задние лапы. Опершись передними о калитку, он попытался дотянуться ощеренной зубастой пастью до горла чеченца.
— Фу, Лир!.. Ты что, с ума сошел?! — Женщина за ошейник оттащила пса от калитки. — Извините, — сказала она, — он вообще-то доброжелательный и приветливый, не знаю, что с ним такое. А когда приедет Татьяна?..