Кодекс Хранителя
Шрифт:
Следующая палата была запечатанной. Магическая пентаграмма въелась в дверь искрящимися боками, поблескивая рыжими всполохами. В ее трехмерном очертании угадывалось многослойность из разных типов силы. Работал не один Хранитель, и работа выполнялась очень тщательно. Не сказать, что адептку терзало любопытство. Просто из-за двери веяло мощной энергией и сочной эманацией ментальной магии. Этого не запечатали, значит, не опасались. Ментал для менталиста: такой коктейль нельзя пропускать…
Наверное, ей отшибло последние мозги. Остановиться бы, подумать, взвесить все «за» и «против». Но девушка этого не сделала. Сосредоточившись, она потянула собранную
Смахнув с лица волосы, она лихорадочно взглянула ещё раз на мерцающий знак, проверяя его целостность. Схема не была нарушена. Значит, что бы внутри ни находилось, оно не выберется. Какого это в медкрыле?
В дальнем конце коридора поднялся шум… Зароптали ступени под множеством тяжелых шагов, разнесся знакомый гул голосов. Как-то разом пространство заполнилось хмурыми и сосредоточенными адептами во главе с Виртуозовым. Линн не поверила собственным глазам: уж кого она точно не ожидала встретить здесь. Вспомнились их последние минуты вместе и ужас, последовавший после. Самсон удивлённо замер на месте, разглядывая растрепанную, окутанную черной дымкой Линн, а потом, словно гора, двинулся к ней и бережно подхватил на руки.
— Линн… — только и выдохнул он, уткнувшись носом ей в шею. Его объятия были привычно крепкими, и это расслабляло. Линн обняла его в ответ, нежно поглаживая волосы парня и успокаивая. Сила, собранная ей, начала испаряться быстрей, окутывая их тела зыбкой пеленой, но было уже все равно. Преданные объятия Самсона давали понять: кое-что в ее жизни останется неизменным. Это действительно радовало и дарило чувство спокойствия и уверенности. Она справится. Даже не так, они справятся с ее проблемой вместе.
Никто из них, отдавшихся крепким объятиям, не видел, как схлопнулась на дверях печать, исчезая. Черные призрачные точки, клубясь, пробились сквозь щели. На миг оформившись в человеческий силуэт, нечто, похожее на тень, смазалось и раскрыло свои челюсти, врезаясь пастью в спину Линн. Огненный шар Рубина настиг существо секундой позже. За последовавшей вспышкой не осталось ничего: ни существа, ни эманаций… ни ошметков. Внутри палаты продолжала находиться окутанная артефактами, проклятиями и заговорами фея. Лицо девушки вновь приобрело человеческие черты. В синих глазах застыла дрожащая обреченность. Обожженное, обезображенное тело слабо трепыхалось под действием лечащей формулы Дич…
Она не могла ни пошевелиться, ни вздохнуть, беспрерывно борясь с накатывающей глухой беспринципной болью. Ее обожженные глаза оставались слепы, и только звенящая пустота внутри говорила, что Улей наконец покинул ее. Мать ушла, разорвав последние связи. Она опять чувствовала, что ее предали, ощущала себя абсолютно обнаженной перед лицом безжалостного мира.
Увы… Адептка пятого курса так и не узнала ответ на свой мысленно заданный вопрос: «Какого… это делало здесь, в медицинском крыле… в обычной палате…» И не чувствовала, как ее вмиг обмякшее тело крепко сжимал Самсон…
Ее бесчувственную опять уложили в самой дальней палате и подключили к всевозможным аппаратам. Оглашать ее новый диагноз студенты медицинского побаивались даже между собой, разумно решив, что такими фразами не разбрасываются и что
Адепты тупо сновали по палате скованной феи, и на животрепещущий вопрос «Что произошло и что это было?» тоже не находили ответа. Увиденное выходило за пределы ими выученного и им понятного.
Послушники просто молчали, изучая пространство одними им известными способами. Все ждали своих деканов в надежде, что хоть они прояснят ситуацию. А тем временем выспавшаяся Эвереста Борин готовилась к предстоящей операции, попутно надиктовывая Марите основные моменты для отчета.
— Когда Кирин придет в себя, пусть забьет в мой коммутатор координаты брата, — отдала она последнее распоряжение. Марита молча кивнула, а Дич напряженно подогнала. Общий зал ритуалов ждал, готовый к сложной работе. Высшая академия демонизма и магии функционировала, как и прежде, хоть и сжавшись от объявшего ее напряжения.
* * *
Рассвет занимался быстро, как по инструкции или по предписанию. Безоблачное небо позолотилось у самого горизонта. Солнце поднималось, безжалостно слизывая с камня тени и ночную влагу. Собрав скупые пожитки, двое мужчин двинулись в обход аномалии. Путь был неблизкий. Впереди ждали скалы и ущелье, а еще дальше — железнодорожная станция с единственным доступным входом.
Ананьев молчал, Звездунов — тоже. Ночная болтливость коллеги была вполне приемлемой и равноценной его истощению. Ничего нового. Сейчас же, при свете дня, разговаривать им было не о чем. Тощий змеелюд как обычно будет сводить все к охам-вздохам и экспериментам, а принципиальный Хранитель будет беситься до белого каления, не умея вести изощренные словесные перепалки.
Скалы становились все ближе, вместе с тем жаркий ветер уносил последние отголоски ночной прохлады. Не сговариваясь, оба накинули на головы черные капюшоны, притороченные к плащам. Странная и нелегкая на первый взгляд одежда как всегда защищала, бережно дополняя их уверенные скупые движения приятной прохладой.
Неглубокое ущелье оказалось с сюрпризом. Их ждали… Неприглядная истина подняла свое обезображенное лицо в тот момент, когда вокруг них захлопнулась мастерски поставленная ловушка. Никакой военной романтики, воспетой бродячими менестрелями и старыми, повидавшими жизнь скитальцами. Никакой прославленной десятками песен немой красоты жестокого боя. В пылу сражения было трудно на что-то надеяться. Пыль вздыбилась, скрыв за собой нападающих, забиваясь в ноздри, под зубы… в легкие.
Душный ветер сбивал с ног. Атаки, последовавшие следом, были более чем ощутимыми… В такие моменты казалось, словно в сознании отключается рациональность и человеколюбие, позволяя применять к противникам не самые гуманные схемы действий. Осознание масштабов опасности приходит после, и можно с уверенностью сказать: «Да. Этим утром им повезло вырваться из окружения живыми и устранить угрозу».
Нападавших было трое, а их останков — бесчисленное количество. Кнут был страшен, Звезда — холоден и резок… Только так и можно было охарактеризовать прошедший бой…
Октопус устало сидел на влажном от крови песке и отсутствующим взглядом смотрел на лежащего рядом парализованного Раздорца. Их взгляды пересеклись, и тот лишь губами прошептал: «Уходи»… От осознания того, что именно он велел сделать, бросало в дрожь. Звездунов не был готов так поступать. Но даже так на этот момент никто из них не брался прогнозировать: смогут ли они добраться до Академии живыми. Даже если это всего десяток километров, обычные два часа пути…