Кодекс Крови. Книга ХIV
Шрифт:
Я сомневаюсь, что обычные люди заинтересовали бы богов, а из необычных были мой сын с каплей крови Комаро и Ольга. За сына Комаро будет стоят горой, что уже продемонстрировал, а эмпатку подстраховать предстояло мне.
В своём статусе полубогини она могла весьма заинтересовать местный пантеон, а уж если кое-кто узнает прошлое её души, то проблем Ольга не оберётся. Почему-то вспомнились слова алтаря стихий, что будь неё страховка в виде алтаря в другом мире, её бы не убили. Сейчас такая страховка была у меня, а значит, следовало озаботиться распространением
Но пока на повестке дня первой в списке стояла Агафья. Разговор с ней предстоял сложный, но и держать её в сонном состоянии не имело смысла. Чем дольше это продолжалось, тем серьёзней были последствия для наших с ней отношений.
Потому оставив Ольгу и Тэймэй в Хмарёво, я ушёл в Эсферию. На моё появление Софья отреагировала спокойно, прикинув время в песочных часах, она предупредила:
— Проснётся через пятнадцать минут, и лучше бы унести её отсюда. Не хочу потом кабинет восстанавливать.
Заметив мой вопросительный взгляд, Софья честно призналась:
— Я бы хотя бы попыталась тебе врезать за такое обращение, хоть умом и понимаю, что решение было верным. Но мы же женщины, а потому эмоции пойдут впереди разума.
Я прикинул сроки сна Агафьи и мысленно обругал себя самыми последними словами. Это там прошёл всего день, а здесь-то целый год. Твою мать! Год! Еда!
Видимо, мысли мои были столь красноречивы, что бывшая принцесса поспешила меня успокоить:
— Кормили мы её, не изверги же! Нам ещё оголодавшей вампирши здесь не хватало после спячки.
Я поблагодарил Софью и, взяв Агафью на руки, перенёсся в Башню Крови. Одна Агафья никогда бы не получила туда доступ, ведь экзамен на доступ к башне она ещё не сдала. Но у меня на руках Башня не просто пропустила вампиршу, но ещё и сама предложила нужный зал под мои нужды.
Стоило перешагнуть его порог, как мы оказались в пульсирующем сгустке света. Вообще этот зал создан был для того, чтобы мы могли просветить свою душу, взвесить целесообразность поступков. Сложнее всего было здесь идейным. Абсолютно уверенные в собственной правоте, они страдали. Свет обжигал их, заставляя чернеть тело, как если бы это было отражение души. Я же забрёл сюда лишь единожды, сомневаясь в своих действиях.
Кровь сочла мои поступки рациональными и меньшим из зол в масштабах вселенной, а потому из моей души выжгли сомнения.
Сейчас же это был второй визит. И я надеялся, что сгусток света подарит мне хотя бы несколько мгновений для того, чтобы объясниться с вампиршей.
Я уселся в самом центре зала и принялся ждать, пока Агафья придёт в себя. Свет казался ласковым и будто бы даже пушистым, обволакивающим словно пуховое одеяло зимней морозной ночью. Растворяясь в этом тепле, я не заметил, как вампирша проснулась. Зато удар в челюсть прекрасно оповестил о пробуждении одного из самых близких мне людей в обеих жизнях.
— Ты!.. — задохнулась от возмущения вампирша и попробовала извернуться в моих руках, но я держал крепко.
— Выслушай меня! — попытался я достучаться до разума женщины.
— Ты усыпил меня!
«Может, доспех нарастить?»
«Нет», — отказался я, а сам продолжил разговаривать с Агафьей:
— Ты бы сорвалась туда, и неизвестно чем бы это все закончилось! Эмоции — плохой советчик.
— Я тебе верила! Я доверяла тебе как себе! А ты меня усыпил! На год! Как ненужную вещь убрал с глаз долой в подвал!
Осознав, что я даже не сопротивляюсь и не закрываюсь от ударов, лишь удерживая её в объятиях, она чуть остыла, но, как оказалось, мне это только показалось.
Вампирша вогнала клыки мне в шею и принялась жадно пить мою кровь, при этом уж не знаю, что она сделала, но вместо обожания и раболепного желания ей угодить по венам у меня растекался самый настоящий яд. Кровь жгло болью, обидой и разочарованием.
И тогда я открыл ту часть своих воспоминаний, которые сам от себя старался спрятать в самый дальний угол души. Они не делали мне чести и не принесли облегчения, но были частью моей жизни.
Канун прибытия летающего острова
Резиденция Альба Ирликийского
В моей душе сплелись в любовном танце боль и ненависть, на страже их уединения стояло абсолютное безразличие. Своя и чужая кровь чавкала под ногами, не успевая впитываться в землю. Я не замечал никого и ничего. У меня была цель. Эта цель сейчас была прикована металлическими штырями к алому от крови камню, словно бабочка.
Их было много… Кого? Штырей в теле, расположенных таким образом, чтобы уничтожить разом все энергетические узлы в теле той, что некогда была красивейшей из женщин. Или же святош в белоснежных плащах, что стояли против меня стеной, отделяя от места, где умирала часть моей души.
Я не замечал. Я был артефактом, бездушным артефактом, уничтожающим всех на своём пути. Кровавые серпы и щиты вращались вокруг меня в бешенном смерче, не позволяя пробиться святошам, я же стягивал к себе всю доступную кровь, превращая в смерть.
Тела падали на землю, расползаясь и исчезая в крови белыми кляксами, но силуэт всё не приближался, а будто бы отдалялся от меня.
Я же видел перед собой только глаза. Они кричали, когда тело не слушалось, когда горло уже не было способно проталкивать сквозь себя крики и хрипы. Связь они каким-то образом заблокировали, но выставили её на всеобщее обозрение, повыше, чтобы мне было отлично видно её страдания со всех ракурсов.
Не было гордой и уверенной в себе воительницы. Не было бывшей любовницы и предательницы. Не было внутреннего зверя. На меня смотрели глаза маленькой испуганной девочки, которая умирала и прекрасно знала это. Я уже видел эти глаза, когда однажды спасал ей жизнь. Удивительно разумные глаза, полные слёз боли и радости от того, что она всё-таки увидела этот мир, в отличие от всех её братьев и сестёр.