Кодекс Оборотня 3
Шрифт:
Джек нахмурился.
— Если ты мне наврал…
— Нет. И я хочу узнать, не наврали ли вы. Я хочу увидеться с семьей.
— Не сейчас. Я проверю Хейса. Потом у меня важная поездка в Корк. Когда я вернусь, мы еще поговорим, Руари. А ты пока несколько дней «отдохнешь» в камере.
Камера, куда меня отвели, оказалась знакомой. На этот раз отмытая, но пахнувшая ничуть не лучше. Сквозь запахи хлора и целой отвратительной
— У вас моя семья в заложниках, и вы все равно сажаете меня сюда?
— Через неделю обсудим, Руари. А пока наберись терпения.
Один из военных разомкнул наручники, толкнул меня в спину. За мной захлопнулась толстая каменная дверь, тихо вошли в пазы двухдюймовые стержни стального, защищенного от магии засова, и я остался в одиночестве в бетонном колодце.
На каменном полу лежал вполне приличный матрас. Я запоздало потрогал грудь, под пальцами ощутилась затвердевшая от засохшей крови ткань. В голове промелькнула глупая мысль, что отличный костюм О’Шэннона безнадежно испорчен. Я скинул пиджак и обувь, растянулся на матрасе, глядя в потолок в тридцати футах от себя, туда, где горел красный огонек камеры слежения, и подумал, что действительно могу подождать неделю. А еще я представил себе лицо Фалви, когда ему покажут видеозапись. Я сжал кулаки, и мне очень захотелось, чтобы сержант врезал своему другу.
— Да пошли вы все! — прошептал я и закрыл глаза, стараясь не обращать внимания на навязчивый запах убитого врага.
Я проспал часа три, пробудившись от чувства голода. Прошелся по камере, осматривая ее на этот раз весьма внимательно и пытаясь найти еще какие-то отверстия. Мне показалось, что я нашел еще один проход, хотя из щелей не тянуло сквозняком и, возможно, это были всего лишь неплотно пригнанные бетонные блоки.
— Эй, а вы кормить меня собираетесь? — крикнул я, подняв голову к висевшей под потолком видеокамере.
Мне никто не ответил.
— Вот дерьмо! — я выругался и снова уселся на матрас.
Министр, похоже, решил сразу взяться за эксперименты, раз уж их чертова сыворотка на меня не действовала. К вечеру у меня случился жуткий приступ голода, вместе с накатившей яростью. Но я задавил в себе желание выплеснуть гнев. Только не на камеру, запись с которой, без сомнения, потом будет просматривать Джек. А потом мне пришло в голову, что тут наверняка знают, что бывает с оборотнями, если их морить голодом несколько дней. Ведь не зря же Гарван Хэйс тогда, на горе Галтимор, давал Фалви советы, что делать при кровопотере. Чертов доктор! Итак, что я мог сделать в самом худшем варианте? Это опять впасть в невменяемость, напасть на первого вошедшего в камеру и разорвать его в клочья.
— Черта с два тебе, Джек, — процедил я сквозь зубы.
Ночью мне жутко захотелось пить. Но, видимо, меня решили мучить и жаждой. Я еще раз обошел камеру, принюхиваясь, но ни на одной стене не нашлось даже капельки конденсата. Промучавшись ночь, утром я отключился. В голове крутилась только одна мысль: «Спать, спать, спать, спать…»
Когда я вновь открыл глаза, у меня возникло чувство утраченного времени. Я не понимал, сколько часов прошло с момента моего заключения. Меня мутило от голода, а в голове всё ещё стоял вой от увиденных во сне кошмаров. Я пытался понять, сон это или отпечатки издевательств, произошедших в этих стенах.
Я видел
Чувство тревоги почти подавило чувство голода. Я вдруг с ужасом подумал, что, может быть, это мучают мою семью и я слышу их голоса даже через антимагическую защиту. Но, сколько я ни прислушивался к звукам и к ощущениям, больше ничего не разобрал. И, хоть тревога не ушла, я решил, что это все-таки был обычный кошмар. Я хотел подняться и понял, что организм мне преподнес очередной сюрприз. Я вновь был в облике волка, разорванная одежда валялась рядом.
— Вот проклятье! — прохрипел я.
В пересохшей глотке от сказанного засаднило. Я сел на матрасе. Камера стала заваливаться на бока, как судно при качке, и пришлось закрыть глаза на несколько мгновений, чтобы головокружение прошло.
— Доброе утро, Руари! — услышал я голос министра.
Полный ненависти рык вырвался раньше, чем я успел осознать, что голос был напряженный и усталый.
— Что ж, посмотрим, каков ты в деле, — произнес Джек, и в сторону отъехала вторая бетонная дверь — именно в том месте, где я заметил щели между блоками.
Прежде чем я сообразил, что делаю, ноги уже несли меня по коридору, следуя за запахом свежей воды.
«Да притормози же!» — мысленно заорал я сам себе.
Обострившееся обоняние между тем принесло еще целую гамму запахов. Я резко остановился на выходе в другой зал.
Посередине стояла большая чаша с водой. А позади нее в шести футах находился Охотник. Дуло автомата резко повернулось ко мне. А я уже знал, что пули там обычные и что пот бедняги пахнет тюремной едой. От осознания, какими тут экспериментами занимался министр, мне стало мерзко. Заключенный, которому зачем-то нацепили бронежилет и железный воротник, защищающий горло, обливаясь потом, попятился. Руки его мелко тряслись. Но, если раньше запах страха меня заводил, то теперь меня просто выворачивало от омерзения.
— Эй… — произнес я хрипло.
Заключенный нервно дернулся и едва не нажал на спусковой крючок.
— Ты мне воды дашь попить? — поинтересовался я. — Отойдешь от меня подальше, договорились? Чтобы мы друга не нервировали.
Тот испуганно затряс головой, спешно отходя назад, в дальний конец помещения.
— Руари, чертова бестия… — едва слышно ругнулся из динамика министр.
Следом я услышал шуршание, когда он запоздало накрыл ладонью микрофон. Я, косясь на заключенного, подошел к чаше и с наслаждением напился.
— Вы, я смотрю, вернулись, министр, — произнес я. — Вы обещали мне разговор с моей семьей.
— Но я сперва хотел бы увидеть тебя в деле, Руари.
— Я к этому ублюдку даже близко не подойду. У него гепатит. Для меня не заразно, но противно. И вообще он мерзко пахнет, неаппетитно. Знаете ли, я всякую дрянь не ем, даже если у меня сводит желудок от голода.
— Шуточки твои, да? Мне Финн рассказывал. Ладно. Возвращайся в камеру.