Кодекс принца. Антихриста (сборник)
Шрифт:
Не дав Сигрид опомниться, я сунул ей в руки оба фужера, подхватил ведерко с шампанским и взлетел по лестнице. Когда она открыла дверь своих покоев, я с видом заговорщика проскользнул туда первым.
– Вы уверены, что не придумали все это, чтобы иметь повод войти в мою комнату?
– Полноте, Сигрид, если бы я просто хотел войти в вашу комнату, я бы без обиняков попросил вас.
– Окна вашей комнаты выходят на улицу, – заметила она, нахмурив брови.
– Вы думаете?
– Вы сами это прекрасно знаете, Олаф. Вы это затеяли с расчетом провести со мной ночь.
– Что вам в голову взбрело?
– Я
Мне вспомнились презервативы в кармане ее почившего в бозе супруга. Не зная, что сказать, я разлил шампанское и протянул ей ее фужер.
– За что пьем? – спросила она насмешливо.
– За мое уважение к удивительной женщине, принимающей меня под этим кровом.
– И как же вы намерены меня уважать?
– Не делая ничего, чего вам не хочется.
– Знаю я такие авансы.
Мне было совершенно необходимо остаться с ней. Я понятия не имел, что на уме у соглядатаев, и знал лишь одно: что хочу защищать Сигрид денно и нощно. Но тревожить ее предупреждением об опасности я не хотел. Как еще я мог добиться своего, если не галантным обхождением?
Я посмотрел ей прямо в глаза:
– Сигрид, я хочу спать подле вас. Я обещаю вам, что не воспользуюсь ситуацией.
– С какой стати я должна вам это позволить?
– С такой, что я вами околдован. Стоит вам уйти, хоть на пять минут, хоть в соседнюю комнату, – мне вас уже не хватает. Серьезно, я не представляю, как буду жить без вас. И право, я не вижу в моей просьбе ничего преступного. Если только не последует откровенного поощрения с вашей стороны, у меня и в мыслях нет оскорблять вас грязными домогательствами.
– Ну что ответить на такую дичь?
– Вот увидите, все будет так, как я сказал. Самым естественным образом. Мы допьем эту бутылку «Круга», потому что для нас есть непреложные ценности, а потом ляжем в постель, как брат с сестрой. Вы одолжите мне пижаму Олафа.
В пижаме покойного я утонул. Сигрид облачилась на ночь в коротенькую атласную сорочку с набивным узором.
– Бесконечность, – заметил я.
– Я лягу слева.
Она улеглась под пуховое одеяло и сразу уснула. Если я и лелеял в душе план обольщения, то потерпел неудачу. Я прошел на цыпочках в свою комнату и, не зажигая света, подкрался к окну посмотреть, по-прежнему ли мы под наблюдением. Еще не совсем стемнело, и я увидел обоих голубчиков на посту.
Я вернулся в спальню Сигрид и лег в ее постель. Сколько времени мы сможем так продержаться? Выражение «жить одним днем» обрело свой смысл сполна.
Под тихий шелест ее дыхания я уснул. Несколько раз за ночь я вставал по нужде и, возвращаясь в постель, млел от счастья: не чудо ли, что Сигрид спит ангельским сном и я сейчас улягусь рядом! Опасность, правда, тревожила меня, но спать отнюдь не мешала. И я каждый раз засыпал так крепко, словно хотел выстроить неприступную стену из сна.
Когда я проснулся, Сигрид рядом не было. Я пулей вылетел из комнаты и стал в панике звать ее.
– Я здесь, сейчас принесу вам завтрак в постель.
Успокоившись, я пошел умыться холодной водой и тут услышал, как открылась дверь, выходившая на улицу. Я бросился к окну моей комнаты: молодая женщина шла через сад, не
Вошла Сигрид с подносом.
– Тосты с апельсиновым джемом вас устроят? Если нет, я сбегаю в булочную за свежими булочками с изюмом.
– Не надо, все прекрасно.
Я налил ей чашку кофе, предложил тост – она отказалась, – и попробовал джем с горьковатыми корочками.
– Я вижу, мое присутствие не помешало вам спать, – сказал я.
– Мое вам тоже.
– Вы сейчас выходили за почтой. Больше мы со стороны улицы не показываемся, договорились? Не забывайте о вчерашнем решении.
Сигрид закатила глаза, словно услышала сущую околесицу от несмышленого ребенка. Пока она вскрывала конверты, я ел и думал о своем почтовом ящике: набит ли он под завязку или все так же пуст, как был при мне? Я давно заметил, что почта подчиняется закону всеобщего свинства: писем мало, а то и вовсе нет, когда нам нужны контакты с внешним миром, и видимо-невидимо, когда больше всего хочется, чтобы нас оставили в покое.
Тосты таяли во рту. Никогда я столько не ел за завтраком, как здесь, на вилле. Здоровый крепкий сон наверняка этому способствовал. Я мазал джемом не знаю который по счету тост, как вдруг заметил, что Сигрид смотрит на меня глазами, полными ужаса, держа в руке распечатанное письмо.
– Плохие новости? – спросил я и сам услышал, как фальшиво звучит мой голос.
– Кто вы такой?
Как я мог об этом не подумать? Филеры, видно, открыли ей правду в эпистолярной форме. Но какую правду?
– Сигрид, вы же знаете, главное в нашем деле – секретность.
– Олаф умер! Вы убили моего мужа!
– Нет! Он умер у меня на глазах, но я ни при чем. У него случился сердечный приступ в моей квартире.
– Будь это так, вы бы мне сказали!
Ну конечно. Какой я идиот!
– Сигрид, клянусь вам, это правда.
– Такая же правда, как то, что вас зовут Олафом, да?
Припертый к стенке, я выложил карты на стол:
– Меня зовут Батист Бордав, я француз, мне тридцать девять лет. Я до сих пор так и не понял, кем был ваш муж и чем он занимался. В субботу утром он позвонил ко мне в дверь – почему именно ко мне? – попросил разрешения сделать телефонный звонок и тут же умер. Я ударился в панику и не вызвал полицию. А поскольку жизнь у меня – одно название, мне захотелось побыть Олафом. Я отправился по адресу, указанному в его документах, – из чистого любопытства. Остальное вы знаете.
– Нет, не знаю. Что вы здесь делаете?
– Пью шампанское, смотрю на вас, ем, отдыхаю.
– Я вам не верю. Вы, кажется, рылись в вещах Олафа.
– В самом деле.
Я рассказал ей о мелодии из десяти нот и о том, как я вычислил таинственный телефонный номер, по которому звонил покойный.
– И после этого я должна вам поверить, что вы не имеете отношения к профессии?
– Я польщен, если вы убеждены в обратном.
– А что было бы, не получи я этого письма?
– Ничего. Я понимаю, это кажется странным. Я никогда не был так счастлив, как здесь, с вами. Если бы окаянное послание не положило этому конец, я бы хотел, чтобы такая жизнь длилась вечно.