Кодеры за работой. Размышления о ремесле программиста
Шрифт:
У них были распечатки для всех рейсов. Не знаю, откуда они взялись, возможно с какого-то компьютера за пределами здания. Может, они распечатали их именно в то утро, а может, делают это каждую ночь, а днем выбрасывают, если с электричеством все в порядке. Но распечатки были, и работники на каждом выходе пользовались ими вместо компьютеров.
Отличный урок проектирования программ. Мало кто задается вопросом: «Как будет работать моя программа, если отключат электричество?».
Сейбел: А как в этом случае идет работа в Google?
Норвиг:
Сейбел: В очерке о разработке ТеХ Кнут говорит о переключении сознания: как стать своим собственным инспектором по качеству и начать беспощадно крушить свой же код. Как по-вашему, разработчикам в целом это удается?
Норвиг: Нет. И в качестве примера могу привести свою программу проверки правописания. Я сделал ошибку в коде, который оценивал мое правописание, и одновременно немного изменил реальный код. Запустил его — и получил для себя результаты гораздо лучше обычных. И я поверил им! Будь результат очень плохим, я бы стал разбираться. Но тут я поверил в свои хорошие результаты, которые получились из-за небольшого изменения в программе. А надо было трезво все оценить и понять, что результаты не могут так сильно отличаться, что где-то допущена ошибка.
Сейбел: Как вы избегаете чрезмерной универсализации и создания того, что не понадобится, а только приведет к лишней трате ресурсов?
Норвиг: По этому вопросу идет борьба, даже горячая борьба. Но меня лучше не спрашивать — я всегда предпочитал изящные решения практичным. Поэтому я вынужден сражаться с собой, напоминая себе, что в своей работе не могу себе этого позволить. Приходится повторять — и себе, и своим коллегам: «Мы ищем самое разумное решение, и если есть идеально красивое, не факт, что оно применимо» или так: «Мы занимаемся тем, что важнее всего в данный момент». Есть поговорка «Лучшее — враг хорошего». Каждый инженер обязан ее помнить.
Сейбел: Почему так соблазнительно решать задачи, которые на самом деле не актуальны?
Норвиг: Мы любим чувствовать себя умными и любим завершенность. Мы хотим как можно скорее завершить работу — закончить и двигаться дальше. Мне кажется, так устроен человек — он может чем-то позаниматься, но потом ему хочется сказать: «Все, готово, выкидываю это из головы и иду дальше». Но надо еще подсчитать рентабельность полностью завершенной работы. Это кривая в форме S — после 80- или 90-процентной готовности рентабельность неуклонно снижается. И у вас есть сотня других проектов, где вы находитесь внизу кривой и рентабельность намного выше. В какой-то момент вы говорите: «Хватит с этим, переходим к более рентабельным вещам».
Сейбел: Как научить программистов понимать,
Норвиг: Нужна правильная рабочая среда, ориентированная на результат. Думаю, люди способны учиться сами. Вы хотите оптимизировать что-то, но предоставленные сами себе, вы оптимизируете ваше личное удобство. А надо иметь в виду другое, одни говорят — рентабельность, другие — удовлетворенность клиента. Что лучше для клиента — если я закончу эту программу с 95-процентной готовностью или примусь за десять других, где готовность 0%?
В Google с этим проще — здесь действует принцип «выпускать как можно раньше и чаще». Причин тому несколько. Прежде всего, большая часть наших продуктов распространяется бесплатно: значит, выпускаем как можно раньше — кто будет жаловаться? И потом, мы ведь не штампуем и не расфасовываем компакт-диски, поэтому не совсем готовый продукт, даже продукт с ошибками — это не катастрофа. Программы в основном хранятся на наших серверах, можно исправить их завтра, и обновление будет у всех мгновенно. Нас не преследует кошмар установки обновлений. Мы рассуждаем так: «Запустим это, посмотрим на реакцию пользователей, исправим то, что нужно, и не будем волноваться об остальном».
Сейбел: Проектируя большую программу, чем вы пользуетесь — блокнотом, линованной бумагой, UML-программой для рисования?
Норвиг: Нет, все эти UML-инструменты мне никогда не нравились. Я всегда считал, что, если это нельзя выразить на самом языке, это недостаток языка. Многое приходится делать на более высоком уровне. В Google немалая часть работы связана с разбиением программ на модули и организацией их параллельного выполнения. Нам нужно запустить программу на большом числе машин, но у нас столько-то пользователей, столько-то данных для приложений — как все это будет работать? Поэтому мы скорее думаем в терминах машин и машинных комплексов, чем на уровне функций и взаимодействий. Если это улажено, можно переходить к частным функциям и методам.
Сейбел: Описания делаются на уровне простого языка?
Норвиг: В основном, да. Иногда кто-то рисует картинки, рассуждая в таком духе: «У нас есть сервер, который обрабатывает такие-то запросы, он подключается к другому серверу, мы используем различные средства хранения, большие распределенные хеш-таблицы и так далее. Мы берем три готовых инструмента и дальше выясняем, нужен ли новый инструмент, какой из этих трех будет работать, потребуется ли что-то еще».
Сейбел: Как оцениваются такие схемы?
Норвиг: Их показывают тем, кто уже этим занимался, и они говорят: «Похоже, здесь вам нужен кэш — система станет тормозить, но поскольку тут много повторяющихся запросов, кэш такого-то размера должен помочь». Есть стадия ревизии проекта — на ней решается, есть ли у него смысл, а потом начинается разработка и тестирование.
Сейбел: У вас принято устраивать формальные ревизии проекта? Вы ведь работали в НАСА, а там с этим строго.