Когда бог был кроликом

Уинман Сара

Отец согласился с ней и нечаянно испортил воздух, чем добавил к запаху, принесенному ветром, новую ноту.

— Нэнси, подожди меня! — крикнула я и бегом припустила за ней, то и дело спотыкаясь на каменистом пляже.

Она несла тяжелую брезентовую сумку с инструментами, громко стукающую о камни. Я понятия не имела, зачем ей понадобились инструменты, но предпочитала не спрашивать, а подождать и увидеть; Нэнси всегда была полна сюрпризов, а сегодняшний день оказался особенно богатым на них. Она остановилась в тени самого дальнего утеса, опустила

сумку на землю, достала из нее молоток и зубило и стала собирать валяющиеся вокруг нас обломки темного сланца, выбирая среди них те, что были потолще и размером примерно с тарелку. Я помогала ей, и скоро мы сложили из них высокую стопку, похожую на стопку блинов. Потом Нэнси села, взяла верхний блин, поставила его на ребро и зажала ногами.

— Вот так, — кивнула она и аккуратно приставила зубило к верхнему ребру плитки.

Два резких удара молотком — и сланец раскололся на две плоские половины, как будто раскрылась книга.

— Ничего нет, — сказала Нэнси.

— А что мы ищем? — замирая от любопытства, спросила я.

— Когда найдем — увидишь, — ответила Нэнси, взяла следующую плитку и поставила ее на ребро.

Три часа спустя прилив начал прибывать, а энтузиазм Нэнси заметно убыл; она поскучнела, и даже горячий пончик с джемом не смог поднять ее настроение. Ее окружали горы расщепленного сланца и бесплодных усилий, но среди них, увы, не было того, что она искала. Пора возвращаться домой, сказала она.

— Еще разочек, Нэнси, — взмолилась я, протягивая ей последний, самый маленький кусочек сланца. — Ну, давай! Еще один.

Внешне этот кусок ничем не отличался от других. Зубило было установлено с той же точностью, молоток ударил по нему с той же силой. Все было точно таким же, кроме выражения лица Нэнси. Плитка развалилась надвое, и внутри Нэнси обнаружила то, что искала: отпечаток свернутого в спираль существа из другого времени, существа старого, как сам мир. Я ахнула, осторожно провела пальцем по завиткам спирали и прижала плитку к груди.

— Ничто не остается забытым вечно, Элли. Иногда надо просто напомнить миру, что мы — это мы и мы здесь.

2 мая 1979

Дорогая Дженни.

Я очень рада, что у тебя все хорошо и ты счастлива. Гордон, наверное, славный, и я рада, что тебе есть с кем играть. Я по тебе очень скучаю, и мне совсем не нравится эта школа. У меня пока нет новых друзей, и я знаю, что у меня никогда не будет такого друга, как ты. Это ископаемое я нашла на пляже и сразу же подумала о тебе. Нэнси сказала, что оно очень дорогое и редкое. Нэнси знает, что говорит. Надеюсь, тебе оно понравится. Сохрани его для меня.

С любовью,

твоя лучшая подруга Элли. Целую, целую.

P. S. Мне очень жаль, что ты заболела деабетом.

~

Ни разу родители не намекнули нам, что собираются открыть в нашем доме гостиницу, ни разу не сообщили о своем противоестественном желании пригласить чужих людей в нашу жизнь. Поэтому цветное объявление в журнале, помещенное перед

самым началом летнего сезона, стало для нас полной неожиданностью.

— Ну и что вы об этом думаете? — спросили они.

Мы молча смотрели на объявление, в котором рядом со словами «мирный», «заповедный» и «очаровательный» была напечатана большая цветная фотография нашего любимого дома; дома, в который мы целый год вкладывали все свои силы и энергию как раз для того, чтобы сделать его «мирным», «заповедным» и «очаровательным».

— Нам что, нужны деньги? — тихо спросил брат.

— Нет, конечно, — ответил отец. — Мы делаем это совсем не ради денег. Мы делаем это, потому что можем и потому что это будет интересно. Настоящее приклю-че-ни-е.

Только учителя в младших классах любят произносить слова по слогам, подумала я.

— Представьте только, с какими чудесными людьми мы сможем познакомиться, — сказала мать, сжав в кулаке висящий у нее на шее кусочек розового кварца, который она нашла в глиняном карьере в Сент-Остелле.

Мы с братом переглянулись и живо представили себе, как мистер и миссис Чужие Люди читают объявление и говорят: «Смотри, дорогуша, кажется, славное местечко. Давай поедем туда и поселимся навсегда».

Я попыталась взять брата за руку, но та уже была у него во рту.

Первые гости, мистер и миссис Кэтт, прибыли на песочного цвета седане через пять минут после того, как гостевая ванна была по краю промазана герметиком. Гостей приветствовала мать, размахивающая бутылкой шампанского так же рьяно, как отец своим топором.

Она так громко крикнула: «Добро пожаловать! Вы у нас первые!» — что гости испуганно вздрогнули. Потом она провела их в гостиную и познакомила со мной и Джо. Я в ответ едва шевельнула рукой и что-то промычала: мы заранее договорились с братом, что я притворюсь глухой.

— А вот и Элфи! — снова вскричала мать, и в гостиную трусцой вбежал отец в спортивных трусах, красных и очень коротких; гости смутились так, будто он был вовсе нагишом.

— Привет, — сказал отец, протянув букву «и», и пожал им руки.

— Выпьешь шампанского, дорогой? — спросила мать и вручила отцу большой фужер.

— Еще как выпью!

Мы с братом переглянулись и одними губами передразнили: «еще как выпью!» и «при-и-ивет».

— Ну и как вам эта чертова кукла? — спросил отец, взяв «Гардиан» с фотографией Маргарет Тэтчер на обложке. — Уже два месяца прошло, а она все у штурвала.

— Вообще-то мы оба считаем, что она просто замечательная, — чопорно заявила миссис Кэтт и сердито поправила бретельку лифчика, — и все делает правильно.

— Уверена, что так оно и есть, — подхватила мать, бросив на отца выразительный взгляд.

— Если вам что-нибудь понадобится, не стесняйтесь, обращайтесь к нам, — сказал он и сделал большой глоток «Моэ», купленного оптом, а потому дешево.

— По правде говоря, сейчас нам не требуется ничего, кроме ванны, — заявил мистер Кэтт, поставил на столик нетронутый фужер и потер руки, как будто в них уже было мыло.

— Ванны? — переспросил отец таким тоном, словно вдруг забыл, что такое «ванна».