Когда боги глухи
Шрифт:
– Уже был человек оттуда, – проговорил Ростислав Евгеньевич.
– Этого подлюгу Лисицу собственными руками бы задавил! – заметил Леонид. – Хочет быть хитрее всех! Хапнул деньжат – и в кусты! Наверняка прячется где-нибудь в лесу под Андреевкой. Он же дурак, обязательно к дому, к женке потянется…
– Был я там, – сообщил Карнаков. – Про Лисицына ничего не слышал, а твоих там нет.
– Я о них и не думаю, – усмехнулся Леонид. – И смолоду-то не было любви к жене… Как там поживает моя зазноба Люба Добычина?
– Прости, брат, не поинтересовался, – хмыкнул на своем диване Карнаков.
– Ух была горячая бабенка! – мечтательно произнес Супронович. – Огонь! Годы бегут, наверное, Лида уже взрослая. Ей должно быть
– Что про отца-то не спросишь? – помолчав, сказал Карнаков.
– Знаю, проклял он меня.
– Как же у тебя рука поднялась обчистить родного отца? – упрекнул Ростислав Евгеньевич. – Да еще и на огоньке его, бедолагу, поджаривали!
– Старый пень не мог взять в толк, что, когда немцы уйдут, все равно он золотишком не воспользуется. Не пропадать же добру! А он уперся, как бык: умру – не отдам… Как та самая собака на сене. Я не раз говорил: мол, поделимся, батя… Так вы его знаете – руками и зубами держится за свое… Ну посудите, Ростислав Евгеньевич, как бы он смог распорядиться своим богатством, если бы даже не нашли его золото?
– Говорят, в тайнике и бриллианты были?
– Были, да сплыли… – помрачнел Леонид.
Ему не хотелось рассказывать, что отцовское золото и драгоценности не пошли впрок: что захватил с собой при отступлении, американцы сразу отобрали, а ту часть, что надежно спрятал в бору, у озера Утиного, тоже теперь не надеется получить. Матвей Лисицын знал про тайник. Там и его добро было схоронено. Если он добрался до него, то вряд ли доля Леонида осталась нетронутой. Будь он, Супронович, на его месте – тоже ничего бы другому не оставил. Ему сразу стало не по себе, когда узнал в разведшколе, что Лисицына посылают с заданием в СССР. Леонид и сам согласился границу перейти лишь потому, что надеялся спрятанное золотишко получить. Если все-таки Матвей забрал и его долю, под землей найдет гада и задушит своими руками. Он обещал рослой немке Маргарите из Бонна помочь открыть парфюмерный магазинчик – ее голубую мечту! Маргарите по наследству достался небольшой каменный дом неподалеку от старинного Романского собора, в нижнем этаже дома деловая Маргарита задумала открыть свой магазинчик. Муж ее, майор-артиллерист, погиб под Курском, взрослый сын живет отдельно. Если Супронович вернется в Западную Германию целым и невредимым, да еще с золотом, то они поженятся, он поступит в полицию. Выкручивать руки и орудовать дубинкой он еще не разучился, а вот каждый день рисковать своей шкурой на родине, ставшей ему злой мачехой, больше его никто не заставит. У шпиона еще есть шанс остаться в живых, если его схватят и он раскается, а у Леонида Супроновича и этого жалкого шанса нет: он – предатель и палач, как называют в русских газетах бывших карателей и полицаев. Если бы не спрятанные награбленные драгоценности, он ни за что бы не согласился снова сюда вернуться. А тут еще из головы не шел Матвей Лисицын… Захапает спрятанное добро – и с концами! Нет, этого Леонид не мог допустить. Будь что будет, а Лисицына, если он забрал клад, и под землей найдет…
Документы у Супроновича отлично сработаны, там это умеют делать, внешность тоже изменилась, даже Карнаков не сразу его узнал. Леонид стал грузнее, лицо округлилось, появился второй подбородок. Маргарита сама любила поесть и его откармливала разными вкусными вещами…
– Озлобил ты Якова Ильича, – продолжал Ростислав Евгеньевич. – Александра говорила, что от злости его и удар хватил. Лежит один наверху и по-гусиному шипит на всех, кто к нему подходит, – плохо у него с речью стало.
– Я же добром просил: мол, отдай золото, – проговорил Леонид. – Так куда там! Он готов был и на тот свет его с собой прихватить! Руку даю на отсечение, помирать бы стал, а все одно никому не сказал, где тайник. Уж я-то как-нибудь знаю своего папашу!
– Бог вам судья, – заметил Карнаков.
– Как сын-то ваш,
– Я не знаю, где он, – после паузы ответил он.
– Бруно Бохов велел передать вам для Игоря карманный магнитофон, – продолжал Леонид. – На Западе они сейчас в моде, а туг в новинку. Чего придумали! Таскай себе музыку в кармане! К нему есть маленький микрофон, который можно к галстуку приколоть, – записывай, что люди рядом говорят, никто и не догадается. Полезная штучка! И недешево стоит.
– Я Игоря не видел с сорок третьего, – сказал Ростислав Евгеньевич. – Его воспитывала Советская власть, наверное, комсомолец.
– Чудно получается, Ростислав Евгеньевич! – рассмеялся Лсонид. – Родной отец не знает, где его отрок, а там знают.... Мне ведь дали его московский адресок. На тот случай, если с вами не доведется встретиться… Выходит, там на него рассчитывают?
Поначалу и Карнаков полагал, что сын его станет разведчиком, но с годами все больше склонялся к тому, что не стоит Игоря вовлекать в эту опасную игру с огнем. Пусть живет как знает. Но, видно, не бывать этому… Пожалуй, Игорь сейчас представляет для них большую ценность, чем он сам, Карнаков…
Будто отвечая на его мысли, Супронович проговорил:
– Нечего вам тут сидеть, Ростислав Евгеньевич. Мне поручено передать вам, чтобы перебирались в Череповец, а потом, может, и в город покрупнее, где большая промышленность, строительство новых заводов, фабрик… Нужно вербовать людей, денег для этого не жалейте. И любая информация нужна. Кстати, вы выписываете местные газеты? Необходимо тщательно отбирать материалы, в которых говорится о перспективах развития промышленности, транспорта, шоссейных дорог, приводятся разные сроки, цифры… Все это там представляет большой интерес.
– Легко сказать – перебирайся! – усмехнулся Карнаков. – Меня ведь тоже, Леня, ищут.
– Что же так до старости и думаете грибки-ягоды принимать от населения? – насмешливо спросил Леонид. – А за кордон сообщать о годовых урожаях даров природы?
Раньше Супронович не позволял себе такого тона по отношению к своему шефу. То было раньше, а теперь шефы у Леонида другие. Судя по всему, Ростислав Евгеньевич сам попал в подчинение к бывшему своему холую!
– В Череповец еще можно попытаться, – примирительно начал он. – Там находится наша главная база. Директор заготконторы ездит сюда ко мне охотиться, как-то после рюмки то ли в шутку, то ли всерьез предложил идти к нему замом.
– Воспользуйтесь, – заметил Леонид. – Здесь от вас толку мало.
И снова ухо Ростислава Евгеньевича резанул начальственный тон Супроновича.
– Ты надолго сюда? – подавив досаду, спросил он.
– Обтяпаю одно небольшое дельце – и домой… – усмехнулся Леонид.
– Домой? – иронически посмотрел на него Карнаков.
– Здесь у меня земля под ногами горит, – признался Супронович. – Хотя я и раздобрел на мясных харчах своей немки в Бонне, все одно могут узнать… Дом и родина для меня сейчас там, где кормят, деньги платят и смертью не грозят. Да и для вас, пожалуй, тоже.
– Чего-то не зовут меня туда… домой, – заметил Карнаков.
– Туда надо не с пустыми руками заявиться, Ростислав Евгеньевич, – засмеялся Леонид. – В Западной Германии много окопалось нашего брата, да цена-то тем, кто не нужен им, – копейка! Знаю я таких, которые давно уже с хлеба на квас перебиваются… Наших хозяев сейчас интересуют не бывшие полицаи и каратели, а молодые люди, которых можно в СССР завербовать. От них-то, наверное, больше толку… Помните, как мы в Андреевке действовали? Ракеты в воздух пускали из ракетниц, вредили как могли, а теперь другая война – подавай нашим боссам ученых, военных, инженеров, молодежи подбрасывай литературку антисоветскую, можно и религиозную… Короче, идет охота за душами! Как этот… ну, который с дьяволом связался?