Когда цветут камни
Шрифт:
Когда Геббельс кончил разговаривать с Гитлером, генерал Кребс посоветовал повернуть стереотрубу влево.
— Посмотрите, доктор, внимательно посмотрите на это движение слева…
Геббельс припал к окуляру, повернул трубу влево, вгляделся и качнул головой:
— Ничего не вижу. Дым, дым.
— А там, за дымом?..
Старый генерал опытным глазом уже разглядел огромное количество войск и техники, передвигающихся под покровом дыма и пыли.
— Волнами движутся, волнами.
— Какие волны?.. Вам мерещится.
И было трудно понять, притворяется Геббельс или в самом деле ничего не видит.
— Господин доктор, прошу обратить внимание: левее Заксендорфа, возле фольварка и далее, вдоль рокады, движутся кусты. Из-под кустов пыль и выхлопная копоть. Это танки. Их тысячи. Это девятый вал!
Геббельс резко оторвался от стереотрубы, приподнялся на носок здоровой ноги и, едва дотянувшись до седого виска Кребса, процедил сквозь зубы:
— У вас лихорадка, генерал, у вас температура. Примите двойную порцию кофеина и ложитесь в постель или…
— Я солдат, — напомнил Кребс, — солдаты с поля боя здоровыми не уходят.
— Что?! — возмутился Геббельс, но, прочитав в глазах Кребса железную решительность, смягчился: — Дайте мне другую оптику.
Кребс молча повернул к нему окуляры своей трубы.
Через полчаса они спустились вниз.
— Срочная депеша! — осипшим голосом сообщил убежавший генерал с повязкой на шее. В руках у него была какая-то бумажка. — Русские танки ворвались в Зеелов!
— Что вы сказали? — переспросил Геббельс, будто не поняв случившегося.
— Русские ворвались в Зеелов, — повторил генерал.
Геббельс презрительно взглянул на него и сказал:
— Передайте солдатам Зееловского гарнизона: фюрер поздравляет их с победой.
Кребс молча взял из рук генерала бумажку и сделал несколько пометок на своей генштабовской карте.
Вслед за генералом на наблюдательный пункт ввалился тучный полковник в окровавленном мундире. Кажется, он ничего не видел, глаза у него были залиты кровью.
— Гарнизону Франкфурта угрожает окружение, — произнес он задыхающимся голосом.
— Что? Повторите! — потребовал Геббельс, глядя на полковника.
Тот перевел дыхание и уже более спокойно повторил:
— Гарнизону Франкфурта угрожает окружение.
Помолчав, Геббельс ответил:
— Я восхищен вашей доблестью. Передайте солдатам героического Франкфурта личную благодарность фюрера. Идите. — И, кивнув на выходную дверь, повторил: — Идите!
Когда полковник вышел, Геббельс и Кребс, захватив карту, снова поднялись к стереотрубе. Пока Геббельс присматривался к полю боя, Кребс водил длинным сухим пальцем по карте со свежими пометками, нанесенными несколько минут назад по сводкам, поступившим с различных участков обороны Франкфурта и Зеелова.
Затем он сказал:
— Доктор, посмотрите на карту. Полковник Шмидт прав: гарнизон Франкфурта может остаться
Геббельс криво склонил голову над картой и, вероятно ничего не поняв, пощупал лоб Кребса:
— Лечиться, лечиться вам надо…
— Тогда вглядитесь еще раз в стереотрубу! Дым рассеялся, — не смутившись, сказал Кребс.
— Да, да, теперь я что-то вижу, — примирительно произнес Геббельс и, подумав, взял из рук Кребса карту. — Спасибо. Теперь… Да, да. Идите и лечитесь.
— Отставка?
— Нет. Это не в моей власти. Как решит фюрер.
— Я служу Германии, фюреру и готов умереть смертью честного солдата.
— Тогда извольте вести себя по-солдатски.
Кребс, подперев костлявыми руками виски, присел за столик.
А Геббельс продолжал крутить стереотрубу вправо и влево. И вдруг будто окаменел. Он увидел тяжелый русский танк, вынырнувший из лощинки. Танк двигался по косогору вдоль траншеи второго яруса. За танком бежали небольшие группы солдат.
Оптика обманчиво приблизила к нему передний край, и Геббельсу, вероятно, показалось, что он находится чуть ли не в самом центре боя. Он отчетливо видел, как вдоль траншеи отступали немецкие солдаты.
— Почему не бьют по танку пушки?! — возмутился Геббельс.
Он не понял, что русский танк вошел в мертвое пространство, и огонь противотанковых орудий, установленных на высоте, теперь бесполезен: от фаустников танк был защищен огнем автоматчиков штурмового отряда, который ворвался внутрь многоярусной обороны косогора; немецкие солдаты, засевшие выше, не могли вести по отряду огонь, потому что боялись поразить своих же, а те в свою очередь не могли повернуть оружие и начать пальбу, потому что фактически начался бы бой между своими: траншея против траншеи.
Дерзкие и удивительно расчетливые действия штурмового отряда, напоминающего собой ощетинившегося ежа — ни с какой стороны не возьмешь, — поставили опытных офицеров противника перед дилеммой: отступать или губить вместе с русскими и своих.
— Как прорвался сюда этот танк?
Один из телохранителей, обер-лейтенант Ланге, стоящий за спиной Геббельса, ответил:
— Это новый русский танк.
— Что?!
— Он неуязвим.
— Но вы видите его?
— Да, в смотровую щель он виден простым глазом. Он идет сюда.
— Что?! Идите и остановите этот танк. Или… вас ждет позорная смерть. Идите!.. — повторил Геббельс и снова припал к стереотрубе.
Танк между тем, не выходя из мертвого пространства, перевалил в седловину и потерялся из поля зрения.
— Танк… Где он?.. Кребс, вы слышите?.. Я вас понимаю. Следуйте за мной. Надо нам быть там, где решается судьба Германии. А вы, — Геббельс повернулся к обер-лейтенанту Ланге, — вы… можете стать национальным героем Германии. Остановите танк. Я вас лично представлю фюреру. Идите…