Когда даже ангелы посылают
Шрифт:
А потом сидела в сукхасане и разглядывала свой живот. Осторожно втягивала, потом расслабляла. Нет, ей не показалось! Малыш проявил себе внешне. Теперь его видно невооруженным взглядом!
Потом Катя долго крутилась перед зеркалом, гадая, заметно ли будет другим. Кир заметит?
Он не заметил. Его молчаливая задумчивость длилась уже примерно неделю. Они и любовью уже дней пять не занимались, что для них - непростительно долго. Кате, конечно, было чем заняться, но... Может быть, у него проблемы на работе? Как спросить, Катя не знала, но дала себе слово подумать
А на следующий день купила себя лосины для беременных, со специальными вставками для поддержки живота. В них только-только показавшийся животик казался больше. Впрочем, Кате на радостях казалось, что он вырос со вчерашнего дня. Кирилла она пока решила не пугать этими лосинами, сорочки и романтические халатики пока вполне удачно скрывали то, что ей так хотелось теперь подчеркнуть. Но... но лучше она будет в этих лосинах щеголять, когда Кир на службе.
***
Бомба тикала. Его в любой момент могли вызвать на комиссию. А Кирилл так ничего и не решил. Если его оставят и никуда больше не выпустят... Еще несколько месяцев назад эта перспектива его бы ужаснула - всю жизнь ковыряться с бумажками. Лучше уж вовсе бросить это гиблое дипломатическое дело. А сейчас... А сейчас... А сейчас у него есть Катя.
А если его отправят куда-то - что будет с Катей? Она поедет с ним? В каком статусе? Или откажется уезжать из Москвы? У нее же тут семья. И что - он уедет без нее?!
Кир даже рассмеялась абсурдности этой мысли. И тут же замолчал. Так, держим себя в руках, мы же на улице, сделай лицо дипломата!
Ну как он уедет без Кати? Это все равно что сказать: «Я уеду, а голова тут останется». Он без Кати не может. Не может - и все.
Это какая-то странная, невозможная, непостижимая магия, и иного объяснения нет. Что человек, которого ты не знал еще каких-то четыре месяца назад - вдруг взял и стал тебе необходимым. Стал частью твоей жизни, частью тебя самого. И представить себя без этого человека ты уже не можешь. И не понимаешь, как ты жил без него каких-то четыре месяца назад.
Кир дернул на себя тяжелую деревянную дверь. Надо поговорить с Катей. Она умница, она все понимает, они вообще понимают друг друга с полуслова. Он ей все расскажет, и они вместе решат, что делать. Их двое, и они обязательно придумают, что делать дальше. Их даже не двое, их трое. Впервые мысль о ребенке не принесла ни паники, ни огорчения. Да, их трое. Трое - это лучше чем один.
Поздоровался с коллегами, убрал плащ в шкаф. Да решено, завтра же поговорит с Катей. Тем более, и повод завтра имеется.
Послание двенадцатое. Ты в чей дом забрался? Отвечай!
Катерина в очередной раз полюбовалась на себя в отражении зеркала стенного шкафа. То, что еще полгода назад привело бы ее в состояние паники - живот!
– теперь вызывало умилительный восторг. Катя повернулась в профиль, подхватил себя под низ живота. И улыбнулась себе. Она чокнутая овуляшка, но ведь ее никто не видит, верно?
Чего нам хочется сегодня? Катя прислушалась к себе, покосилась на фикус. Зелененького чего-нибудь. Брокколи? Да, точно, суп-пюре. И она
Суп мягко булькал в кастрюле, Катя крутилась перед зеркалом, когда в двери заворочался ключ. Кир?! Катя бросила взгляд на часы. Рано. И он никогда не пользовался при возвращении своим ключом, предпочитая, чтобы она открывала ему. Что сегодня не так?
Щелкнул замок. И послышался голос. Мужской. Точнее, мужские голоса.
Катя неосознанно обхватила себя за живот, оборачиваясь к входной двери. На пороге стояло трое мужчин. И Кирилла среди них не было.
Кто эти люди?! И почему у них есть ключи от дома Кира?
Время для Кати словно замедлилось, и она успела оценить все. Первый - высокий, худой, седой. Движения сдержанные и уверенные. Знакомые. Как знакомы и серо-голубые глаза. Губы сжаты, щеточка седых усов идеально подстрижена. Так же идеален и темно-серый костюм.
Это ты, Один?
За его спиной - статный мужчина с высоким лбом и живыми глазами. Узкие джинсы и светлый пиджак. У него странно знакомая улыбка.
Совсем у двери - настоящий увалень: крупный, бородатый, щекастый. Из всей троицы - самый низкорослый. Он закрывает дверь и оборачивается. Взгляд. Где-то она видела этот взгляд - внимательный, цепкий.
Это отец и братья Кирилла - осознание приходит, как Кате кажется, быстро. Но тот, первый, что стоит в авангарде, он быстрее. Сканирует ее таким знакомым - и таким чужим - осенним взглядом. От макушки - до пят. Туда, обратно. На обратном транзите задерживаясь взглядом на животе. И Катя не может ничего сделать - прижимает ладони к животу сильнее, только лишь подчеркивая свое положение. Но ей кажется, что от этого мужчины исходит какая-то необъяснимая угроза.
Повисла пауза. Седоусый молча сверлил Катю - и Катин живот - пристальным взглядом. Катя обнимала себя руками. Двое прочих просто ошалело молчали.
Нарушил эту тишину господин Коробейников-старший.
– Отец ребенка - Кирилл?
– голос у него ровный. На загляденье.
Катя же не могла пока владеть своим голосом. Просто кивнула.
«Борода» присвистнул и закашлялся. «Узкие джинсы» пробормотал: «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день». А Катя нахмурилась. Так, что происходит, господа Коробейниковы?
– И... как... нет, когда?
– теперь вдруг странный, почти робкий тон совсем не шел всему облику господина посла при папском дворе. А Катя вдруг почувствовала внезапную уверенность.
– Вы о дате родов?
Он кивнул. Они все трое кивнули.
– Февраль.
– Та-а-ак...
– протянул отец Кирилла. И тут снова щелкнул дверной замок. За дверью раздался бодрый голос.
– Катюнь, возьми у меня срочно торт, а то я сейчас что-нибудь точно уроню.
А вот и самый младший сын пришел. Все семейство в сборе.
Образовавшаяся картина посрамила бы финал «Ревизора» - не зря «Узкие джинсы» вспомнил фразу оттуда. Он и сейчас смотрел на все происходящее с выражением живейшего интереса и даже какого-то удовольствия. А вот «Борода» выглядел смущенным. И он же первым нарушил молчание.