Когда диктует ночь

Глес Монтеро

Идет мокрый снег, и он укрывается под навесом над входом в публичный дом, малявка. От холода зубы его выбивают дробь, и он утирает рукавом соленую слизь, текущую у него из носа. Пройдет еще полчаса, пока он войдет и поймет, что заведение Чакон представляет собой низ дома, приспособленный под бордель, восемь комнат с красными лампочками и уборными, где можно подмыться. Сюда заходят, поднимаясь по дощатой лестнице, наградившей не одной шишкой неуверенных бедолаг и доставившей немало неприятностей хозяйке. У Чакон никогда нет свободной минутки, чтобы начать ремонт, малявка. Занятая то одним, то другим, она обещает сделать его каждое лето, но, когда наступает август, с появлением первых клиентов предпочитает сэкономить денежки. И отказывается от своих обещаний.

— Отложим до бабьего лета, — заявляет Чакон, впрочем без большой уверенности. Своим словам она тоже особо не доверяет. В глубине души она мечтает о роскошном загородном домике с тенистой колоннадой у входа. Охотничьем домике, где так удобно вести деловые разговоры, с высокими

потолками, отделанными лепниной в восточном вкусе. И люстрами, похожими на застывший в воздухе дождь хрустальных светящихся капель. Клиенты-толстосумы, шуршащие персидские ковры, шторы из красного бархата и балдахины. Поэтому Чакон ждет, что рано или поздно у нее выгорит какое-нибудь дельце. А пока Чакон ждет, Луисардо жадно глотает клуб дыма и продолжает свой рассказ. Он возвращается к типу с серебряными сединами, который носит «ролекс» и похож на сошедшего с афиши полицейского или продажного тореро. Он вошел прямо, как фул-стрит с джокером, потому что это игрок, зовут его Фазан, и он собирается сыграть несколько партий в чирибито в одной из задних комнат рядом с уборными. Это маленькая комнатушка, малявка, ты не подумай, говорит Луисардо со своей противоударной и водонепроницаемой улыбкой. Чуть побольше, чем контора Карлоса Толедо на Кальсаде, и мебели в ней всего столик с жаровней, три складных стула и этажерка, заставленная бутылками виски и джина. С потолка на черном проводе свисает голая, обсиженная мухами лампочка, похожая на вопросительный знак над головами игроков. Но всех этих подробностей, малявка, путешественник не знает, потому что, едва войдя, вежливенько присаживается к стойке. И спрашивает стакан тоника. «Три тысячи, миленькой».К нему подходит девица родом из Санто-Доминго и ласково гладит его между ног. «Может, угостишь меня, милок?» Путешественник не отвечает ни да ни нет, но уроженка Санто-Доминго уже подала знак своей подруге за стойкой. «Три тысячи, миленькой».Подозрительный, как пуганая ворона, путешественник платит за выпивку и, окрыленный, отходит к дивану и садится. «А для меня найдется местечко, миленькой?»Это пышнозадая Самира глядит на него и опускается ему на колени всей пылкой тяжестью своей задницы; горячее жирное пятно проступает у него на брюках, курок спущен. «Давай займемся любовью, за десять тысяч, спешить некуда, а если хочешь, чтобы я сделала тебе отсос, то всего за половину, прямо здесь, миленькой».Чакон обучила своих девочек высокому искусству владения языком и губами. Поэтому Самира становится на колени и собирается сделать то, что делают в этой позе. Однако путешественнику надо совсем другое. Одним движением руки, словно сгоняя муху, он отстраняет девицу. Встав, он смотрит по сторонам и нигде не видит своей негритянки — ни белой полоски ее обнажившихся в улыбке зубов, ни ее волос цвета свежесбитого масла. Он уже собирается спросить про нее, но тут к нему подходит Кати и просит у него монетку для игрального автомата. На ней розовый купальник, обтягивающий выпуклый лобок, и она облизывается, как будто ест мороженое, и снова просит монетку. Путешественник встает, чтобы пошарить по карманам, и тут-то, малявка, открывается входная дверь, и появляется она — в облачке лисьего меха, надушенного «шанелью». Путешественник с болью чувствует, насколько она прекраснее всех остальных. Чакон — тоже, поэтому так заботливо помогает ей снять с плеч серебристое боа.

Мы уже говорили, что ее красота ранит взгляд. Может быть, из-за этого путешественник не осмеливается поднять на нее глаз. Чакон — тоже и, захлебываясь слюной, держа боа в своих руках старой лисы, что-то шепчет ей на ухо. Негритянка улыбается, и Чакон, шлепнув ее по нейлоновым ягодицам, исчезает из виду. Она заглядывает в комнату, где сидят игроки в чирибито, и каблуком захлопывает за собой дверь. Хлоп. Тогда путешественник, дорога перед которым теперь свободна и который весь во власти позывов, свойственных животному миру, чувствует, что механизм его желания на взводе. И, движимый этим импульсом, происхождение которого наука объясняет метаболизмом, а также склонностью к нервическим всплескам, он подходит к негритянке.

— Поговорим? — спрашивает он, в ботинках без шнурков, засунув руки в карманы потрепанного зеленого плаща. Она мнется, но начиная с этого момента между ними возникает поток тайного общения, шелковая нить, опутывающая путешественника, как кокон, потому что, спутав на ощупь в темноте кармана портсигар с фляжкой, он протягивает фляжку ей.

В ту самую ночь путешественник откроет для себя язык кожи, язык отдающегося тела, потому что, видишь ли, малявка, когда шлюха трахается для удовольствия, она трахается лучше, чем за деньги. А за той зимней ночью последовали и другие. В том числе и весенние. И таким образом путешественник привыкает к разработанному им плану удовольствий и посещает дом Чакон два, а то и три раза в неделю. Всегда перед уходом он подмигивает Рикине — знак, что будет ждать ее у выхода. Иной раз он спрашивает тоник и подливает в него из своей фляжки. А потом, словно одно влечет за собой другое, закуривает сигарету. Скрытый тенями, сидя на облыселом бархате дивана, путешественник ждет свою девочку, пуская дым кольцами. Однако, малявка, напоминаю, что сегодня он ее еще не видел, потому что не успел он войти, как его

вышвырнули. И теперь путешественник ждет на улице. Лето, и ночь в поту.

Следователь описал его как смуглого мужчину лет за тридцать. Тонкие волосы, в которых, как соль, проступила седина, худенький и весь охваченный пламенем духовности, близкой к персонажам Эль Греко, художника, предпочитавшего худобу. Уточнив эти и прочие подробности, следователь снова накрыл тело простыней, обтрепанной другими телами, и приказал отвезти его к патологоанатому на машине, принадлежащей мэрии. В добрый путь, путешественник.

Но и тогда, когда схлынули слухи, когда журналисты и жандармы удалились, когда вместе с последней позолотой осени поугасли сплетни и никто уже больше не говорил о путешественнике, он не шел у меня из головы. Я спрашивал себя, каков процент правды в истории, которую рассказал мне Луисардо, и какова доля лжи во всем этом. Спрашивал я себя и о том, правда ли, что в самой пахучей части Мадрида есть бар с официантками, где подают шампанское, дорого берут за поцелуи и пьют виски с двумя кубиками льда и вкусом чая. На Санто-Доминго, в двух шагах от Пуэрта-дель-Соль, уточняет Луисардо, куда именно занесло этой летней ночью путешественника, забрызганного неоновыми отсветами розового рекламного цветка, гаснущего и вновь вспыхивающего у него за спиной. Вывески никакой нет, но все знают, что речь идет о заведении Чакон.

Путешественнику хочется выкурить сигаретку. Свернув ее, он ищет зажигалку и готов поклясться, что брал ее с собой. Обшарив все карманы, он понимает, что забыл зажигалку внутри. Помнишь, малявка, что Чакон указала ему на дверь и путешественник в мгновение ока собрал табак, курительную бумагу и чертову фляжку? Но он слишком спешил и оставил зажигалку на столике из дымчатого стекла. У путешественника два варианта: либо вернуться и забрать ее, либо спросить у кого-нибудь огня. Путешественник разрешает дилемму, остановившись на втором, малявка. Он попросит прикурить.

По расчетам Луисардо, путешественник находится возле двери дома Чакон. По природе своей нерешительный, а теперь еще и склонный строго судить свои поступки, он не осмеливается войти. Человек мнительный, он боится отойти, чтобы спросить у прохожего огоньку, потому что в это время может выйти Рикина и, не увидев его, решить, что ему надоело ждать и он смотался. Я уже рассказывал тебе, малявка, что путешественник постоянно сам ломает себе кайф. Инстинкт подсказывает ему, что если он отлучится, чтобы прикурить, то дьявол распахнет двери, Рикина выйдет и, посмотрев по сторонам, не заметит его. Особенно учитывая, что негритянка с полными губами («Десять тысяч, миленькой»)успела предупредить свою подругу. И вот путешественник, терзаемый сомнениями и раздираемый противоречиями, никак не может принять решение, боясь, что потом придется раскаиваться, малявка, путешественник пребывает в этом ужасном состоянии, малявка, когда теряется ощущение времени и страшно хочется курить, пока наконец не решается, рассказывает Луисардо с налитыми кровью глазами и позеленевшими зубами вампира.

Жадное желание сделать затяжку вынуждает его догнать какого-то прохожего на Хакометресо. Это страховой агент, который не прочь поразвеяться в заведении Чакон, пока оно еще открыто, и который до смерти пугается при виде искаженной физиономии путешественника, подошедшего к нему с сигаретой в зубах. Страховой агент взбрыкивает и пускается наутек. Путешественник чувствует себя униженным и ничего не понимает. «Я всего-то и хотел попросить у него огоньку», — думает он про себя. Луисардо бросает путешественника в крайнем недоумении, с незажженной сигаретой и закоченевшими руками, на Санто-Доминго, в двух шагах от кафе «Берлин», где отводит душу трубач Джерри Гонсалес. Тутурутутатииии тутурутататииии титирираутамтам.В «Берлине» чернокожая официантка нетерпеливо смотрит на часы, ожидая человека, который запаздывает. Тутурутутатииии.И там, посреди Хакометресо, под дверями «Берлина», Луисардо оставляет путешественника и закуривает новый косяк. Трам трам.Клубы густого дыма зависают над дорогой, ведущей в Мирамар. После первой затяжки Луисардо возвращается назад во времени к той первой ночи, когда путешественник сошелся с Рикиной.

Это было зимой, малявка, повествует он своим острым как бритва языком. Путешественник сидит, облокотившись о стойку, и перед глазами у него все мелькает и путается, потому что в подобных местах вообще трудно разобраться, что к чему, а уж путешественнику и подавно. Небольшая заваруха. Короче, она улыбается, заметив его смущение. Помнишь, малявка, что путешественник по ошибке вместо портсигара протянул Рикине фляжку с виски?

— Спрячь-ка лучше это, миленькой, — и она указывает на фляжку ногтем, — спрячь, не то плохо тебе будет, если хозяйка заметит.

Путешественник не унимается и, сморщив губы в улыбке, больше похожей на гримасу боли, когда у человека вдруг прихватит живот, спрашивает:

— А что такого? Хозяйке нравится виски?

На лице Рикины появляется выражение, примерно означающее: «Если бы ты знал, что пьет Чакон… рот у нее как писсуар, миленькой».Путешественник все понял и прячет фляжку.

— Что будешь пить?

— Виски, — предлагает Рикина. — А ты?

— Воду из-под крана со льдом.