Когда догорает закат

Хадсон Дана

Вдруг мозг пронзила неприятнейшая мысль — он забыл о предохранении! Он вообще обо всем на свете забыл. Как ни странно, это его вовсе не взволновало. Более того — мысль о возможной беременности Джоанны показалась ему вполне привлекательной. Ведь тогда появится достойный предлог никогда ее не покидать. Ведь должен же он заботиться о собственном ребенке? Ну а заодно и о его матери, естественно…

Но ведь тогда он всегда будет думать о том, его ли это ребенок или Джулиуса… Хотя есть генная экспертиза, и, если что, он обязательно ее сделает…

Сообразив, что

уже делит шкуру неубитого медведя, он поразился странностям своего поведения. Где его холодная логика и знаменитый здравый смысл? Приподнявшись на локте, посмотрел на Джоанну. Она лежала молча, чуть покусывая нижнюю губу. Нику стало стыдно. Он так забылся, что думал только о своем удовольствии, позабыв о партнерше. Решив все исправить, потянулся к ней.

Переведя на него затуманенный взгляд, она поспешила его успокоить:

— Что ты, ничего не нужно. Мне очень хорошо, правда! Но давно пора домой. Уже поздно…

Не слушая ее невнятный лепет, он с невыразимым чувством собственнического удовлетворения принялся целовать ее снова. Уже одно это было так приятно, что он невольно стал истекать нежностью и любовью. Поняв это, немного насторожился, но остановиться уже не мог.

Он ласкал ее со страстью и неистовым пылом, нежно шепча о том, как же она хороша. Джоанна вначале никак не реагировала, будто не понимала, для чего все это, но в какой-то момент вдруг застонала и подалась к нему, стараясь больше открыться для его настойчивых рук.

И когда она, шепча его имя, забилась под ним в страстных конвульсиях, Ник почувствовал себя по-настоящему счастливым. Таким счастливым, что мог бы отдать все, что у него есть, за то, чтобы всегда быть рядом именно с этой женщиной. Уложив ее на себя, чтобы чувствовать ее тело каждым дюймом своей кожи, он слушал ее успокаивающееся дыхание и растворялся от блаженства. Она молчала, уложив голову ему на грудь и слушая затихающие удары его сердца.

Медленно перебирая рассыпавшиеся по его груди шелковые волосы, Ник не хотел ни о чем думать. Они удовлетворенно затихли, понимая друг друга без слов. Но вдруг она неловко заерзала и подняла голову. Немного виновато заглянув в его глаза, тихо проговорила:

— Извини, пожалуйста, ты не мог бы…

Он враз закаменел. Ну вот, началось. И почему он решил, что ничего не будет — ни просьб, ни объяснений? Душа заныла, будто Джоанна пнула его в самое больное место. Не дожидаясь продолжения, он резким движением скинул ее на кровать и поднялся. Ничего не понимая, не в силах вынырнуть из охватившего ее разнеженно-томного состояния, она лежала на спине, вопросительно глядя на него и даже не пытаясь прикрыться.

— Нет, не извиню, Джоанна… или как там тебя! — Его голос звучал так холодно, так презрительно, будто это не он каких-то пять минут назад шептал ей упоительные признания.

Она побледнела и, приподнявшись на локте, принялась лихорадочно шарить рукой по постели, пытаясь найти простыню, желая скрыться от его презрительного взгляда. На ее щеках появились два красных пятна, но глаз от него она не прятала. Зрачки в них были расширены, как от острой

боли, но Ник ничего не желал замечать.

Все более и более распаляясь от охватившего его праведного гнева, он ожесточенно продолжал:

— И не прикидывайся, будто ты не знала, кто я! Я прекрасно слышал, как ты планировала с Джулиусом Бэрдом забраться ко мне в постель, чтобы повысить цену за ваш паршивенький заводик! Но не думай, что постельными услугами заработала миллионы! Единственное, что я тебе дам, — это пятьдесят фунтов, как обычной городской проститутке!

От жестокого оскорбления она содрогнулась, как от безжалостного удара, и тихо сползла с кровати. Быстро пройдя в соседнюю комнату, натянула на себя одежду и отправилась к двери, понуря голову и не глядя на Ника. Он молча шел следом, лихорадочно вспоминая, есть ли у него в кошельке наличные. Не будешь же давать ей пластиковую карту и говорить «сними деньги и верни мне карточку!».

От ерунды, вертевшейся в голове, из его горла вырвался истерический смешок. Ник не понимал, почему ему так больно, ведь он явно был победителем — и воспользовался этой девицей, и посмеялся над их дурацкими замыслами. Может быть, это оттого, что между ними все могло бы быть по-другому, будь Джоанна нормальным, порядочным человеком?

Она обернулась на звук и скованно проговорила:

— Ты все неправильно понял. Я вовсе не торгую собой, чтобы что-то выгадать. Я не знала, кто ты. Я действительно думала, что ты — Дэниел Николс…

— Если ты и впрямь так думала, то почему ни разу — ни разу! — не обратилась ко мне по имени? И не надо делать из меня дурака, пытаясь навесить лапшу на уши, у тебя все равно ничего не получится!

Она окончательно сникла и, бросив на него страдальческий взгляд, протянула руку к двери. Он высокомерно предложил:

— Подожди, я сейчас вызову тебе такси.

Джоанна склонила голову, занавешиваясь от него длинными темными волосами, и ничего не ответила.

Ник снял трубку и велел консьержу посмотреть, не стоит ли на углу свободное такси. Услышав утвердительный ответ, распорядился, чтобы даму, вышедшую сейчас из подъезда, проводили до машины, и издевательски широко распахнул перед Джоанной двери.

Непонятно почему, но ее упорное молчание задевало его, внушая мысль о собственной неправоте, и, стараясь избавиться от этого противного ощущения, он выпустил на прощание последнюю ядовитую стрелу:

— При нашей следующей встрече я обязательно отдам тебе честно заработанные тобою полсотни!

Она болезненно вздрогнула и молча побежала вниз, бесшумно прыгая сразу через несколько ступенек, стремясь поскорее избавиться от его злобного присутствия.

Чувствуя невыносимую боль в груди, Ник ожесточенно посмотрел ей вслед и вернулся в комнату, так недавно бывшую приютом страсти. Желая уничтожить все следы пребывания здесь Джоанны, сорвал с постели белье, хранившее ее запах, и швырнул его в корзину для грязного белья. Потом отправился в ванную и долго плескался под душем, смывая с себя ее прикосновения и последствия собственного пыла.