Когда мир изменился
Шрифт:
Рог неведомого зверя — мёртвая рука ведьмы, тонкие пальцы испачканы кровью. Она хотела вызвать чудовище, но Кэр Лаэда успел раньше.
Коготь и клык — творения гениального, но безумного Арзегета, мага из ниоткуда, самоучки. В отличие от ведьмы, он никого не вызывал, творил своих чудищ сам от начала до конца.
Монета, кольцо, крыло… и, наконец, метательная звезда. Коротко стриженая девушка-воровка, спец по ограблениям богатых ювелиров и менял. Она забирала золото у богатых и раздавала бедным; правда, она тоже была безумна, и за ней тянулся
Никогда ещё он не сводил вместе все эти артефакты, и никогда ещё не имел столь полного отсутствия чёткого плана, как осуществить задуманное.
Некромагия далеко не всегда требовательна к соблюдению правил. Порой надо дать место импровизации, надо следовать за потоком силы, что сам укажет дорогу.
— Внимание, сэр Конрад — сейчас я начну, а ты смотри, прикрывай мне спину!..
Слова получились излишне хриплыми, выдавали волнение, а это сейчас не нужно. Рыцарь вер Семманус должен верить в него, некромага Фесса, как в этого своего Господа.
Эхо былого зла. Зла чёткого, конкретного, обозначенного, не имеющего своей правды. Против такого только и выходить ему, некроманту, не обременяя себя вопросом, какую сторону избрать.
Ну, а теперь последнее.
Фесс осторожно взялся за посох с черепом, утвердил его в середине круга. Пустые глазницы заполняла чернота, рот щерился в недоброй усмешке.
— Вот и дождались, братец, — тихо сказал ему Кэр. Почему-то он не сомневался, что пленённая в пожелтевшей кости сущность слышит его и тоже готовится к бою.
Щёлкнул пальцами, чуть франтовато, словно рисуясь — но это нужно было для уверенности и для того же Конрада.
Который, само собой, оставался тут как последний резерв.
«А ты готов к этому, „сударь некромаг“? Готов по-настоящему?»
Конечно, готов. Лич должен быть уничтожен, цена значения не имеет.
И, если этой ценой станет юный рыцарь, он, некромаг, не поколеблется.
Череп на посохе отозвался. Засветил огоньки в глазницах по своему обыкновению — но не багровые, не алые, а какие-то гнусные желтовато-зелёные, словно гной.
Некромант чувствовал, как руки его словно погружаются в тёплую, хоть и невидимую воду. Аккуратно, как лекарь со скальпелем над распластанным больным, качнул незримые потоки, направляя их и помогая инкантациями. Инкантации были не затвержёнными, он сочинял их на ходу, меняя звуки, тон, ударения, смешивая формы старые и новые, погружаясь в удивительный транс, словно паломники в храмах неведомых богов — там, в Мельине, за срединным морем, где только и растут чёрные дурманные лотосы.
Могло показаться, что на аккуратно разложенные артефакты начинают капать тёмные маслянистые капли, стремительно растекаться, впитываться — даже в металл.
Некромант ощутил короткие болезненные толчки; со всех сторон над разложенными артефактами поднимались призрачные фигуры, зыбкие и размытые. Ткань реальности задрожала, истончаясь.
… Когда-то он жадно повторял это раз за разом, надеясь, что за «разрывом» последует и долгожданный
Сейчас реальность вновь стала стираться; а сам некромант, собирая воедино всё зло артефактов, всю их чёрную память, воздвигал образ тёмного своего двойника, тянущегося к мирно дремавшему погосту.
Если здесь бывал лич — а он едва ли обошёл стороной это кладбище — то его след должен отыскаться.
Пройти надлежало по лезвию ножа — со стороны должно было показаться, что кто-то собирается поднять весь погост, но именно что показаться.
Посмотрим, колдун, что ты ответишь на это.
Я пущу по твоему запаху сотню мёртвых ищеек. Они отыщут тебя, где б ты ни скрылся, вытащат из любой норы, из любой дыры. И тогда мы поговорим.
Зелёный свет в глазницах черепа вспыхнул ярче. Некромант ощутил, как шевельнулись под землёй и в склепах мертвецы, пока ещё сонные, не размыкающие незрячих глаз.
Осторожнее, Кэр Лаэда!
Раньше ты бы не рискнул — но раньше не попадалось тебе здесь и девушек из владений Саттарского дюка, что в Эгесте.
Одна за другой туманные фигуры стали отделяться от артефактов.
Девять. Девять уничтоженных некромантом сущностей; память мёртвых получала воплощение.
Девять теней расходились в разные стороны, и Фесс слышал их беззвучные вопли, полные боли и ярости. Они вновь проживали свои последние мгновения, своё падение, свои отчаяние и ужас — размах стали у самых глаз, погасивший чувства, удушающее заклятие, от которого лопаются жилы на шее; вышедшие из повиновения монстры и их клыки, что вонзались в плоть.
Смерть каждого была страшна. И сейчас эти муки гнали их вперёд, на поиски — потому что была надежда, что вызвавший их из небытия победитель всё-таки смилостивится, отпустит обратное в серое ничто, где нет ничего, но нет и боли.
Ищите, летел им вслед строгий приказ. Ищите след того, кто поднимает мертвецов, кто делает из них слуг, но не для простой и понятной работы, а убивать других. Ищите его, и не говорите, что его тут никогда не было!..
Рыцарь Конрад, как было велено, с мечом наголо выхаживал вокруг неподвижно замершего некромага. Видел, как засветился жутко нечеловеческий череп на вершине посоха — настоящее страшилище, и где некромаг такое выкопал?
Видел, как свет этот стал оседать словно бы туманом на разложенные кругом предметы, и они заблестели, точно и впрямь под дождём.
А потом вдруг над ними что-то задрожало, как воздух над горячими камнями, и рыцарю вдруг стало очень-очень страшно. Словно в детстве, когда он жутко стыдился своего ужаса перед старым сундуком, что стоял в проходе перед детской. Казалось, там засела какая-то тварь, и вот-вот откинется крышка, раскроется пасть, и сундук прыгнет, разом проглотив и самого Конрада, и кота Плюшу, спящего рядом, и даже саму кровать.