Когда мы были людьми (сборник)
Шрифт:
– С чем пожаловал, Сергеич? – спросил хозяин разобранного улья. – Рассказывай!
Морщился. Не любил, когда простую работу кто-то перебивал.
– Коптить, что ли, приехал?
В Славянске, у друга, Козлов коптил своих «быков».
– Да я так, мимо!
– Перекурим! – сказал хозяин. И достал из кармана куртки пачку.
Козлов тоже потянулся за чужой сигаретой.
– Те, стервы, даже табак прихватизировали.
– Дела-а-а! – выдул свой дым хозяин. – Клофелином они тебя, сыпанули в пиво таблеточек.
– Дела
С чего же начать? Друг ведь, а ропщу.
– Денег бы взаймы.
– А принцессу Диану хочешь?
– Дак она же там, ее здесь нэмае.
– И денег у меня нэмае.
– Так ведь ты мед продал?
– Продал, «Вольву» купил.
Козлову послышалось «Вульву».
– Стоит, серебряная сигареточка. Я ее вчера воском навощил. Белым воском.
– Есть и такой?
– Е…
– А перга у тебя как у пчеловода имеется, а, Серый?
– Так тебе перги или денег?
Кажется, друже мягчел.
– Денег? Такую огромную сумму. На что? Ну, ладно, молчи. Пусть до поры тайной будет. Дам грошей, дам, друже. Только того: баш на баш. Ты мне ружо, а я тебе денег.
Так и сказал «ружо».
Ружье у Козлова было австрийское, вертикалка. Его подарили на свадьбу скопом все друзья. Скинулись и упросили австрияка, приехавшего на охоту в Красный лес. Австриец уже улепетывал в свой австрейленд, откинул вертикалку. Толчком – Женьке Косолапову. А деньги взял хорошие. И еще добавку – рога двух оленей. Одного Ельцин свалил, другого Черномырдин. Натуральные Ельцин и Черномырдин. Без бэ.
Ружье отдавать не хотелось.
– Решил – не решил? Только за ружо, друг мой ситный.
Какой он друг, последней игрушки лишает.
– Зачем тебе?
– Понимаешь, – хозяин улья и коптилки с силой втоптал окурок в осеннюю, покрытую кленовым листом землю, – хочу я одно дело провернуть.
Сергей молчал.
– Хочу, чтобы эта сволочь обкакалась!
– Какая – такая? – «Фууу, дело выгорает».
– Зойка из «Магнита». Понимаешь, братан, как ни приду, хоть мыла купить, хоть банку хамсы, непременно обсчитает. Да с улыбочкой с ехидной своей, лисьей.
Зойка Краснова была одноклассницей Сереги. И за что-то ему мстила. За что – никто не знал.
– Ну, я её выманю во двор. И ствол к ней приставлю. И чек, ее же чек в морду суну. Мол, ты на ночь, Дездемона, молилась? Пиши прощальную записку. Она и обкакается. Я курок взведу, она опять в штаны наделает. С ними, с этими сволочами, надо только так бороться, иначе мы не выведем из России бандюг. Всюду они въелись, как прусские тараканы. На мороз их, под дуло! Так по рукам, Сергеич?
– По рукам, – вяло пробормотал Козлов, удивляясь пафосу старого друга. Неужто так и поступит со своей старой любовью? Что это за свистопляска? Однако Сергею Андреевичу Козлову было не до морали. Его самого обстоятельства приперли.
– Ты ведь
– Знаю, не учи ученого. Счас я деньги тебе вытащу.
Он вынес пачку ассигнаций, долго считал их, вглядываясь в каждую купюру, будто навсегда прощался с родными берегами, как белоказаки с Новороссийском, со святой Русью.
– За ружьем завтра приеду, на «вульвочке».
Он сказал на «вульвочке». Точно. Веселиться было не с чего. Как-никак, а прощай «ружо».
Однако Ольга встретила его с веселым лицом.
– А я пончиков напекла, знала, что вот-вот приедешь. Думала, что ты вчера явишься. Мать звонила. Но я потом решила, что заедешь в Славянск. Был ведь?
– Был, был. Но с манями у него не густо.
– Ты пончики с чем будешь: с компотом или с чаем?
– Ты бы хоть обняла мужа при встрече.
– Прямо, сантименты…Так с компотиком?
– Лучше скажи, как тут у нас дела обстоят?
– Нормалек. Блестяще!
– Ну!
Она тянула:
– А пончики с вареньем или с медом?
– С солидолом!
– Че энто ты, мущщина, грубый такой сделался?
Садистка.
Сергей Козлов специально подходил к дому с другой стороны, не со стороны речки, а от базара, от кооперативного рынка. Ему хотелось оттянуть удовольствие увидеть поляну, состоящую из лотосов. Его поляну.
– Проклюнулись.
Он понимал, о чем она говорит.
– Точно! Вот поешь пончиков, вместе посмотрим. Желтеньким цветом. Проклюнулись. И полянища – ого-го – в футбол играть можно.
Он жевал пончики, не понимая вкуса.
– И с Петром Петровичем я договорилась. Он вчера в Краснодар ездил, я его возле дома подкараулила. Петр Петрович сразу предупредил: «Не для меня, а для скорости принятия решения. Положите в коробочку от конфет. Чтобы непременно было написано «Конфетная фабрика имени Бабаева». Вроде пароля. И он возьмет с собой, увезет вложение. Так он это назвал – «вложением». А кто такой этот Бабаев?
– Революционер кажись. Ленинская гвардия… Ну, все, объелся я твоими пончиками.
Она подставила щеку. Чмокнул.
– Пошли.
Двигались медленно. И сразу, за мостом, возле того рыбачьего места он увидел зеленую широту и зеленую прелесть. Ковер. Просто «Шоколадная фабрика имени Бабаева». Волшебные растения. Подошли ближе. Кромка зеленого водяного луга была метрах в двух от цементного берега. И зелень, густая зелень, в самом деле проклюнулась какими-то светлыми и жирными точками. Цвет оказался неясным. То ли желтый был он, то ли белый. А кажись что и розовый. Да это и не столь важно, мечта осуществлялась. Что бы он хотел от проданных лотосов? Денег? Но зачем? Машину купить, новый дом. На Багамы сл е тать, в Буркина-Фасо. Эти желания казались Козлову мелочными.