Когда мы были людьми (сборник)
Шрифт:
И открывший новую эру перестройки морской лайнер «Адмирал Нахимов» (прежде морской гигант назывался «Великая Германия») ухнул в пучину, унося с собой великую тайну, более сакраментальную, чем тайна «Титаника». С «Адмирала» все и началось. Чернобыль, распад, пожары, даже 11 сентября в США началось с перелицованного судна «Великая Германия». Месть валькирий!
Но это все так, лирическое отступление. На вокзале Козлов сдал два легких чемодана и рюкзак в камеру хранения. Рюкзак вообще превратился в брезентовую тряпку, а в чемодан Анна Ивановна натискала старую Машкину одежду.
Мистика цементного города Новороссийска заключалась еще в котах. Нигде больше в таком количестве Сергей не видел котов. Если Краснодар считался собачьим городом, то Новороссийск – кошачьим. Коты были разные по окрасу, конституции, манере поведения. У всех них загадочно горели глаза. И все с полувзгляда поняли желание Сергея Козлова. Они вели его по широким улицам и узким переулкам. Черные, рыжие, пестрые, в полоску коты и кошки сопровождали его, как эстафетную палочку передавая. «Мяу» – рыжему стервецу, «мяу» – королеве с галстуком-бабочкой. «Мяу» – кошачьему двойнику борисоглебского охранника, «мяу» – вредному старикану, то и дело оглядывающемуся и презрительно нюхающему воздух. Котов сорок стали его провожатыми. Наконец последний сталкер потянулся у витиеватой лестницы, покрытой светло-коричневым лаком. Уже была включена неоновая вывеска, рассыпающая из букв искры. Сквозь эти искры можно было прочесть слово «Позолота».
Сергея что-то ударило в грудь. Ведь это подсказка: «Позолота…» Разорвать слово и добавить. «Поза лотоса». Действительно, это был стриптиз-бар.
– Че застыл, чувак, заходь! – Откуда-то взявшийся хиппарь сам раскрывал дверь, на которой сусальным золотом была нарисована красотка, чем-то смахивающая на старую актрису Мэрилин Монро. Пышная грудь, волчий взгляд.
Слово «чувак» было обиходным словом молодости его тестя. Парень кинул куда-то вбок головой, хлестнув кисточкой собранных сзади волос по щеке Сергея Козлова.
Он, Сергей, сразу понял, что зашел куда надо. И здесь-то уж он досконально изучит позу лотоса.
Снизу свет был синим. Переходил в фиолетовый. Сверху красный с помесью. Дым в нос не ударял. Он был без запаха. Дым, как воздушные волосы, вился возле этих лучей. Все утопало в звуке. Именно звуке, бьющем не по ушам, а по чему-то внутреннему. Конечно, Сергей знал о вредных децибелах, способных расщепить дубовое бревно. Но решил: «Пусть, от меня не убудет». Подошел к стойке бара и заказал пива, «Новороссийского». Девушка-барменша, утыканная перьями индейцев, пупок, естественно, голый, нырнула куда-то в отливающую тяжелой медью дверь. И вскоре вынесла оттуда длинный стакан с пивом.
Народу в клубе было мало.
– Вы нездешний? – спросила индейка.
Он кивнул. И отхлебнул пенную горечь. Пиво оказалось настоящим.
– А можно у вас спросить?
Он почти кричал. Но индейка только подняла подбородок в блестках. Поняла.
Откуда-то появился тот самый зазывала у входа:
– Батя, чего желаете?
«Бате» было немного лишь за тридцать, и он, набравшись смелости, объяснил:
– Недорого. За сто зеленых.
Красное
– По рукам.
Ферт был трезвым и необкуренным.
Вскоре у специального шеста завертелась довольно стройная девушка с белыми волосами. Волосы эти она тоже обнимала и плескала ими. И Козлов подумал, когда та стала лизать шест: в этом что-то есть. Девушка-змея, девушка-пантера. Дарвин, вероятно, прав. Мы все – дети животного мира. Пиво на него никак не действовало. А вскоре подошел опять «чувак» с косичкой и позвал его на кухню.
На кухне было потише, можно разговаривать. Опять появилось пиво у него, и у «чувака» тоже. Покачивая бедрами, на кухню вскользнула стриптизерша. Виолетта. Села на черный стул, закинула ногу на ногу, впилась в Козлова зелеными, искрящимися глазами.
Он согласился. За сто баксов. Только в отдельном кабинете, не на кухне же. В этой позе есть скрытый порок. Но ведь у индусов все перевернуто вверх тормашками.
Дилер, или кто там еще, предложил допить бокалы, чтобы, значит, обмыть сделку.
Что ж! Дальше все пошло какими-то цветными пятнами.
Сергей помнит, как они поднимались по винтовой деревянной лестнице, он спотыкался, плел что-то, помнит. Почему его глаза видят увеличенные носки собственных ботинок? И лестница, и сам он, в пыльных коричневых ботинках, сгинул в черной воронке, как «Адмирал Нахимов» под поселком Кабардинка.
Но вернулся в мир. Очнулся Козлов на холодной, рубчатой лавочке, в ночном сквере. Жив? Жив! Не ранили? Не ранили!.. Деньги вот… Их нет. Деньги за казачьих морских буйволов из Буркина-Фасо пропали. Обворован тотально. Тут он понял, что мочевой пузырь его сейчас лопнет. И торопливо, подпрыгивая, толчками расстегнул молнию. Ударил струей по мистическому асфальту. Уффф! Деньги, зашитые тещей, тяжелым комком топорщили штапель трусов. Не просекли, гады!
6
На автовокзал по эстафете Сергея вели все те же кошачьи хвосты.
– Признайтесь, знали ведь, господа хорошие, куда вели, к каким проходимцам. Что там за шалман, знали?
– Уррр! – отвечали одинаково и рыжие, и черные, и альбиносы.
– Слышали ведь про клофелин-то? Местные шмары опаивают, и ты уля-улю, в полной темноте. И кармашки обчищены!
– Урррр!
– Что теперь, злыдни? Как к Ольге ехать? За что лицензию покупать?.. А ведь сам хотел из этой позы что-нибудь получить. И это бы вышло. Ишь как зелеными глазами полыхала да сочную ногу тянула. Виолетта!..
Это уж он не к котам обращался. С собой разговаривал, как шизик.
– Куда деваться? К Сережке, в Славянск. Все равно ведь надо Ольге говорить, что был в Славянске, у друга. Занимать ездил и прочее. Врать надо для общего блага и будущего процветания. Интересно, как теперь лотосы разрослись?
– Уррр, – сыпали искры коты в розовом новороссийском сумраке. Утро. Уррр! Поддувала бора. Автобусные двери распахнулись. Коты остались незримыми даже для пассажиров этого «Икаруса».
Тезку своего он застал за разборкой улья. Сергей был деловит. И это сделало ситуацию неудобной.