Когда нам семнадцать
Шрифт:
— Прощайте! Не поминайте лихом! — помахала Лиза рукой и заторопилась.
Возле сортировочной горки поднялись на насыпь. Ветер раздувал полы Юлькиного пальто, косынка почти сползала с головы, но она ничего не замечала. «Неужели это и есть любовь? — думала Юлька. — Пять дней знакомства и полгода переписки… Разве можно узнать человека по письмам? Дружила-дружила с Пашкой Куракиным, а вернулась из санатория, даже работать в другую смену перешла. И Зинка Огнева тоже. Красивая, а в голове пусто, то и дело парней меняет. Сейчас с Андреем Малаховым… Парень видный,
— Ты о чем думаешь? — прервала Юлькины мысли Лиза.
— О любви, которая с первого взгляда.
— А ты не смейся, я тоже не верила.
— Я бы ни за что не поехала с чужим черт знает куда, — помолчав, тихо сказала Юлька.
— Какой же он чужой? — отозвалась Лиза и резко добавила: — Не лезь ты мне в душу, не береди. Все равно я уже решила…
— Восьмисотка! Восьмисотка!.. — раздался голос из ближнего репродуктора.
— С четвертой готовьте отправление! — откликнулся другой издалека.
Эти деловые голоса звучали в ночи над горкой, и была в них спокойная, уверенная властность. Ни загадочная «восьмисотка», ни таинственная «четверка» не могли ослушаться. Здесь, на горке, формировались поезда, которые пойдут во все концы страны.
Юлька остановилась. Остановилась и Лиза.
— Не забывай меня, Юлька, — тихо сказала она. — Пиши. А что я замуж вышла — пока никому.
— Ладно, — буркнула Юлька.
— Восьмисотка!.. Восьмисотка!
— С четвертой по второй маршрут готов!
— Я тоже готова, — сказала Лиза и вдруг разрыдалась.
3
На платформе станции было пустынно и холодно. Шелестел ветер, он дул с таежной стороны и был по-апрельски влажен. Под ногами похрустывал ледок.
Разговор не клеился. Юлька снова думала о брате, о Лизе, о том, как все в жизни сложно и запутанно.
Изредка, поскрипывая, не спеша двигались мимо автокары с грузом. Но вот суетливо зашмыгали носильщики в парусиновых фартуках с бляхами на груди. Захлопали двери вокзала, на перроне стал появляться народ…
Вагон номер пять остановился как раз напротив палисадника, и не нужно было бежать вдоль состава. Лиза почти со страхом вглядывалась в лица пассажиров. Наконец в освещенном тамбуре показался высокий стройный мичман. Он огляделся, увидел Лизу и, придерживая рукой фуражку, легко спрыгнул на платформу.
— Володя… — прошептала Лиза.
Моряк шагнул ей навстречу, притянул к себе… Лиза счастливо и растерянно припала к его груди…
Мичман взял чемодан из рук Юльки, даже не взглянув на нее. «Подумаешь, волк морской, — усмехнулась Юлька. — Пашка Куракин в сто раз лучше». Лиза подбежала к ней, судорожно обняла.
— Юлька, милая, прощай!..
Дали отправление.
Когда за поворотом, мигнув красным огоньком, исчез последний вагон, Юлька застегнула на все пуговицы пальто, поправила косынку и, подгоняемая ветром, медленно побрела домой.
В общежитии стояла тишина. У столика сидя спала дежурная. В комнате
Юлька пошла на второй этаж, на кухню, но там никого не оказалось. Только плита, чистая, побеленная, еще дышала теплом.
На обратном пути в полутемном коридоре Юлька обо что-то споткнулась. Нагнувшись, она пошарила рукой вдоль стены и обнаружила мешок с картошкой. «Крупная-то какая! Что, если немного взять?.. Отдам же…»
Она сходила в комнату за котелком, с трудом, помогая себе зубами, развязала туго затянутый мешок и положила в котелок несколько картофелин. И тут вспыхнул свет. У дверей своей комнаты стояла Зинка Огнева, табельщица депо. У нее было злое, заспанное лицо, на голове во все стороны торчали бигуди, ночная рубашка открывала шею и плечи.
— Ты что это здесь промышляешь среди ночи? — спросила она обомлевшую Юльку.
— А ты чего как привидение? — нашлась Юлька и нечаянно опрокинула ногой котелок. Картошка рассыпалась.
— Воруем помаленьку? — с издевкой спросила Зинка. — Да ты бери побольше… Не теряйся!
У Юльки от обиды потемнело в глазах.
— Барахло, — задыхаясь, сказала она. — Ишь, накрутила лохмы, все Малахова завлекаешь?
— За это я тебя проучу, гадина, — сказала Зинка.
Они опомнились от дружного хохота. Из всех дверей выглядывали деповские. Внезапно мигнула вспышка магния, и Жорка Бармашов, редактор «Горячей промывки», торжественно произнес:
— Кадрик — блеск! «Ночной переполох…»
4
Всю ночь Юлька плакала, уснула только на рассвете и в цех пришла с опухшими глазами.
По-комариному гудела «семерка». Из-под резца, шипя, завитками ползла синяя стружка. Патрон, когда надо было вынуть очередной болт, упрямился, с трудом отпуская кулачки.
«Черт сунул взять эту картошку», — невесело размышляла Юлька. Утром в умывальнике девчата шушукались и хихикали. В цехе, наверное, тоже все знали. «Не надо было мне про Андрея Малахова. — Юлька вздохнула. — А впрочем, все равно в депо все знают. Месяца нет, человек из армии, а она к нему, словно муха».
Юлька не успела остановить вовремя суппорт. Резец хрустнул, и победитовая пластинка, припаянная к стальному стержню, разлетелась на мелкие кусочки.
— Вот работничка бог послал, — раздался за ее спиной насмешливый голос Цыганкова. — Считай, больше года с тобой мучаюсь. — Черные, злые глаза Цыганкова сверлили Юльку. — Хватит! За каждый сломанный резец теперь высчитывать буду, — добавил он и пошел дальше.
— Ну и высчитывайте! — крикнула ему вслед Юлька. — У меня зарплата большая, больше всех в цехе, есть из чего высчитывать!